Костёр 1976-03, страница 8

ней вновь был ее знакомый художник — увлеченный, чуточку смешной человек. Ему очень понравились слова собеседника. Он картинно отставил ногу, взъерошил волосы, улыбнулся. Добродушие так и сочилось изо всех пор его большого лица.

— Ну, хватит волу хвост крутить, — буркнул Геннадий Савельич. — Меня зачем позвали — байки слушать? Красота! Человечество! Будто мало я вас знаю! — он смачно плюнул себе под ноги. — Деньги где?

И тут же «свободный художник» исчез, будто его и не было вовсе. На Генку насмешливо и твердо глядел совсем другой человек — ему бы дубину в руки. Вместе с одухотворенностью исчезла и надетая на лицо маска. Даже голос изменился.

— Какими способами прибудет товар, меня не интересует, — сказал он, — вот задаток.

«Покровитель искусств» вынул пухлый, туго набитый деньгами бумажник. Геннадий Савельич втянул голову в плечи, резко, как-то по-звериному оглянулся, но, очевидно, «свободный художник» имел в этих делах опыт, и немалый. Он усмехнулся, но тут же лицо его напряглось, сузились глаза.

— А ну, спокойно! Стоять! — жестко приказал он.

«Как собаке, — подумала Витя, — как им только не стыдно — одному говорить, другому слушать».

— Отойди на три шага, — приказал Аркадий Витальич, — мало ли что может случиться. Человек ты жадный и глупый. А по глупо

сти, сдуру, возьмешь и захочешь разбогатеть на малое время. Придется ломать тебе руку.

Геннадий Савельич как-то странно хлюпнул носом.

Аркадий Витальевич отсчитал много денег, взвесил их на ладони, поглядел на Федькиного отца, словно раздумывая, стоит давать или не стоит, и половину снова сунул в бумажник.

Федькин отец взвыл.

— Да чего ж вы! Чего ж вы, Аркадий Витальич? Уговор дороже денег.

— Правильно. Будет все сделано, получишь остальное.

Он сделал вид, что собирается спрятать в бумажник остальное. Геннадий Савельич испуганно метнулся к нему.

— Ладно, ладно. Не бойся. Получи.

Брезгливо сунул деньги в его трясущиеся

руки.

— А теперь, голубчик, запомни: шутить со мной не надо. Ты ведь помнишь меня, — пробормотал он и громче уже продолжал: — Но я всю жизнь мечтал быть художником. Прекрасное занятие, знаешь ли.

Геннадий Савельич хмыкнул.

— С тобой что со столбом разговаривать. Короче. Завтра, и чем раньше, тем лучше, чтоб все было на месте, вы меня понимаете, Геннадий Савельич? — деловито осведомился Аркадий Витальич.

— Да чего уж там, Генка я, как прежде, — засмущался Федькин отец. — Все будет как договорились.

— Для Генки ты уже староват — сын вон