Костёр 1976-06, страница 9

укова. — Продавай голубей, пока не поздно.

— Пакуйтесь! — в последний раз сказала бабушка Волк и направилась к первому подъезду, явно собираясь немедленно паковаться.

— Пойдем, погоняем напоследок, — печально сказал Длинный, и мы пошли во второй подъезд, откуда была лестница на чердак. Краем глаза я заметил, что Жилец из двадцать девятой квартиры направился к третьему подъезду, где и снимал комнату во втором этаже.

Мы вылезли на крышу, и голуби сразу зашевелились в шкафах, захлопали крыльями.

— Ну зачем сносить? — вздыхал Длинный, отмыкая замки. — Наш дом простоит еще сто лет...

Он отомкнул замок, висящий на гардеробе, и только стал открывать второй, на буфете, как снизу, со двора, послышался крик.

— Что еще такое? — сказал Длинный, заглядывая с крыши вниз, во двор.

Хоть и невысок наш дом — четыре этажа, а страшно другой раз глядеть с крыши вниз, двор кажется колодцем, на дне которого растет американский клен. Сейчас вокруг него бегали жильцы и размахивали руками.

— Все бегут в первый подъезд, — сказал Длинный. — Там что-то случилось. Надо узнать.

Мы быстро скатились во двор и побежали к первому подъезду. Там, на третьем этаже, собрались почти все жильцы. Они кричали и шептались, а тетя Таня, бледная как смерть, стояла у лифта и обмахивалась газетой. Я даже посмотрел, какая газета. Оказалось — «Вечерняя Москва».

— Что случилось? — крикнул Длинный. — Запускай лифт! Спаси человека!

— Надо звонить в «Лифтремонт»! Татьяна! Звони в «Лифтремонт»! Спа^и человека!

— Да, да! — загалдели все. — Надо звонить в «Лифтремонт».

— Бегу звонить в «Лифтремонт»! — крикнул дядя Сюва, а Длинный ударил в стену вместо него/

— Бабушка Волк! — закричал он, приникнув к железной двери. — Вы живы или нет?

Все затихли, дожидаясь ответа.

В тишине, из каменной шахты послышался скрежет. Медленно, толчками, лифт вдруг пополз к третьему этажу. Вот он дополз до железной двери и остановился. Дверь открылась, и бабушка Волк вышла на лестничную площадку.

— Бабуля! — заорал Длинный. — Я уж хотел стены долбить!

Не говоря ни слова, бабушка Волк растолкала жильцов, направляясь к своей квартире. На пороге она обернулась и, поднявши палец, сказала:

— Пакуйтесь!

— Тьфу ты, — плюнула Райка Паукова. — У меня курица на газу.

Райка побежала домой, и вслед за нею потянулись другие жильцы. Длинный отправился на голубятню, а я хотел было зайти домой. Но

не успел я и подняться на второй этаж, как вдруг снова услышал какой-то крик. Я выскочил во двор и увидел, что все жильцы снова повыставлялись в окна.

— Что такое? — крикнул дядя Сюва. — Кто кричал?

А лифтерша тетя Таня ответила из глубины двора:

-*- Голубей-то у Длинного по этой суматохе всех свистнули!

О ГОЛУБЯХ

И каких же только голубей не бывает на свете! Удивительно, сколько вывели люди разных голубиных пород: монахи, почтари, космачи, скандароны, чеграши, грачи, бородуны, астраханские камыши, воронежские жуки, трубачи-барабанщики.

Можно продолжать без конца и все равно кого-нибудь позабудешь, каких-нибудь венских носарей.

И это только домашние голуби. Диких, которых я-то люблю больше, тоже хватает. В на ших лесах живут витютень, горлица, клинтух.

Клинтух — вот серьезное, строгое слово. В нем вроде бы и нет ничего голубиного. Но скажи — клинтух, — сразу видишь, как летит над лесом свободный стремительный голубь.

Клинтух — вот голубь, в котором больше всего, на мой взгляд, голубиного смысла. Ранней весной в сосновом бору слышится глухой ворчащий звук. Кажется, журчит самый могучий и нежный весенний ручей, но только льется он с вершины сосны. Это воркует клинтух.

Прекрасно оперенной стрелой взлетает он с сосновой ветви, коротко и властно взмахивает крыльями и клином уходит в небо.

В его крыльях серовато-солнечного цвета столько силы, что при случае он уйдет и от сокола.

И какой же никудышный полет у городских сизарей. Они только и слетают с крыши на тротуар, с тротуара на крышу.

Раз я видел, как стая сизарей перелетела с крыши на крышу. Один сизарь почему-то остался на старом месте, ожидая, видно, что остальные скоро вернутся. Однако они не возвращались, похаживали по крыше соседнего дома. Некоторое время сизарь сидел одиноко, но потом не вытерпел и полетел вслед за стаей, а тут вся стая поднялась и полетела обратно.

Стая и одинокий сизарь встретились в воздухе. Любой другой голубь — монах или почтовый — обязательно выкинул бы фигуру, закрутил бы в небе замысловатый крендель и примкнул бы к стае, а сизарю лень было разворачиваться, он лишь взял в сторону и опустился на то место, где только что сидела вся стая.

Клинтух — это высшее достижение голубиной породы. Сизарь — это падение, позор для всех голубей.

Клинтух и сизарь — это два полюса, а между ними все остальные домашние голуби — и

7