Костёр 1976-09, страница 27

— Оборву! — упорствовал Тибулл, но Тиберий схватил его за локти и не отпускал, пока поэт не успокоился. Наконец, с мочалом в руках они ушли в мыльный зал.

— Надо действовать, — прошептал Длинный, склонившись ко мне.

Действовать, однако, он пока не начинал, но высунулся из простыни и оглядывал соседние кресла. Все они были пусты. Перегретый, с мокрым веником на голове, не дождавшись квасу, дремал. Здорово перегрелся.

— Есть план, — сообщил Длинный.

В глазах его снова мелькнули карманов-ские искры, и я понял, что план у Длинного действительно есть.

Он быстро прошелся по залу. Тетеринская простыня болталась на нем, как плащ на мушкетере. С полминуты кружил он возле Перегретого, подозрительно оглядывая веник. Перегретый похрапывал, шевеля босою пяткой.

— Здорово перегрелся, — издали шепнул Длинный и пошел к трону, который занимал Моня. Он смотрел на него с ненавистью, как на трон тирана.

Одежда Монина была беспорядочно разбросана. Особенно беспорядочно и неприятно выглядели брюки, которые нагло развалились на троне, свесив к полу пустые замызганные штанины. Колени их вздулись волдырями, а снизу

из-под брюк глядели ботинки с на редкость тупыми рылами на микропоре.

Заприметив Длинного, брюки оскорбительно подбоченились, кажется, собираясь повернуться к нему задом.

Они явно бросали вызов.

— Ну чего тебе надо, переросток? — как бы говорили они. — Мы для тебя коротки.

Длинный вспыхнул, схватил пустую штанину и сдернул брюки с трона.

Брюки раздраженно фыркнули, раздулись, обхватили Длинного, но он поднял их на воздух, напоминая укротителя питонов. Из кармана брюк вылетела трехкопеечная монета, брякнулась об пол и, радостно звеня, укатилась под трон. Брюки сразу обмякли.

Длинный скомкал их и сунул в санитарный шкафчик, который висел на стене.

К этому моменту я совсем задохнулся в простыне, голова моя раскалилась.

Длинный закрыл дверцу шкафчика, огляделся. Кажется, никто ничего не заметил. Пространщик дядя Саша считал простыни. Перегретый дремал.

— Теперь не уйдет, — сказал Длинный, усаживаясь на место. — Начнет скандалить, а дядя Саша вызовет милицию.

Странное спокойствие было в его тоне и голосе, неслыханное спокойствие, которое я бы назвал кармановским. Я же обливался холод-

-..... "

24