Костёр 1976-09, страница 26

Плакат этот действительно объяснить стоило, и Тибулл, выпятив нижнюю губу, раздумывал некоторое время над его смыслом.

— Ну, костыли, это понятно, — сказал, наконец, он. — Если тебе нужны костыли, можешь получить их у пространщика. Но что такое «пространщик»?

— Да вон дядя Саша, — простодушно ответил Тиберий. — Он и есть пространщик. Простынями заведует.

— Гм... верно, — согласился Тиберий. — Если простынями, тогда простынщик.

— То-то и оно. А я, ты знаешь, люблю докапываться до смысла слов. А тут копаюсь, копаюсь, а толку чуть.

— Сейчас докопаемся, — пообещал Тиберий и крикнул: — Эй, дядя Саша, ты кем тут работаешь?

— Пространщиком, — ответил дядя Саша, подскакивая на зов.

— Сам знаю, что пространщиком, — недовольно сказал Тиберий, ласковый и покладистый с поэтом, тут вдруг он стал проявлять императорский нрав. — А чем ты заведуешь?

— Пространством, — пояснил дядя Саша краснея.

— Каким пространством? — не понял император.

— Да вот этим, — ответил дядя Саша и обвел рукой раздевальный зал со всеми его тронами, вениками, бельем, голыми королями. В худенькой невзрачной его фигуре мелькнуло вдруг что-то величественное, потому что не у всех же людей есть пространство, которым бы они заведовали.

Я невольно повел глазами, оглядывая пространство, которым заведовал дядя Саша, и вдруг резко похолодел.

Окутанный облаком пара, красный, ошпаренный, как рак, из двери мыльного зала вышел Моня-бородач. Хлопая себя ладонями по животу, он пересек дядисашино пространство, небрежно накинул простыню и развалился на троне, рядом с Тиберием и Тибуллом. В глаза бросилась татуировка, наколотая у Мони на ногах. На левой ноге написано было: ОНИ

На правой:

УСТАЛИ

Именно эта надпись напугала в первую минуту. Что-то зловещее, загадочное было в ней. Кто это «они»? Неужели ноги?

Борода Монина слиплась, превратилась в черную паровую сосульку, глаза от пара так грозно выкатились к переносице, что буквы «Т. Б.», оказавшиеся у него под мышкой, хотелось прочитать так: «Типичный бандит».

ПРОПАЖА БРЮК

Я так закутался в простыню, что уж не знаю, на что был похож со стороны. Изнутри же казалось, что похож я на мотылька или на червячка в коконе, который не собирается вылезать на белый свет. В узкую щелочку, кото

рую я оставил для глаз, не было видно ни Ти-берия, ни Тибулла, только надпись «ОНИ УСТАЛИ» вползла, как змея, в поле зрения.

Судя по надписи, Моня сидел спокойно, ногами не дрыгал. В хлюпающем гуле, который наполнял баню, слышалось его хриплое надсадное дыхание.

— Извиняюсь, дорогой сосед, я вам не мешаю? — сказал Тибулл.

Шарики люта прокатились по моей спине. Я испуганно выглянул из простыни, но тут же спрятался. Тибулл разговаривал с Моней.

— Я вам не мешаю, дорогой сосед?

Моня повел глазами, смерил поэта с головы до пят, как бы выясняя, мешает тот ему или нет.

— Пока не мешаешь, — членораздельно сказал он. — А будешь мешать — пеняй на себя.

— Нет! Нет! — воскликнул Тибулл, деликатно замахал руками. — Мешать я вам никак не собираюсь.

— И правильно делаешь, — заметал Моня, схватил себя за бороду и выдавил из нее на пол пригоршню серой воды.

— Но мне бы хотелось задать вам один вопрос, — продолжал неугомонный Тибулл. — Вот у вас на ногах написано: «Они устали». Интересно знать, от чего они устали?

— Слушай, лысый, — отчетливо сказал Моня. — Читай свои ноги!

— Но у меня на ногах ничего не написано! — наивно воскликнул древний поэт и, приподняв простыню, показал свои ноги, действительно белые, как лист бумаги.

— Ладно тебе, — вмешался Тиберий. — Наплюй ты на его ноги. Устали они и ладно. Может, они много бегали. Почитай лучше, что у меня написано.

Тиберий скинул простыню и повернулся к поэту спиной. На левой его лопатке был нарисован бегун в трусах и в майке, а на правой синели два столба, между которыми тянулась надпись:

ФИНИШ

Тиберий шевельнул лопатками — бегун сорвался с места, стремясь к финишу.

— У тебя это любовь к спорту, — сказал Тибулл. — А тут — разочарование в жизни. Этим ногам уже не хочется ходить по земле — они устали.

— Зато руки у меня не устали, — сказал Моня и, шевельнув плечами, сбросил простыню. В узловатых, покрытых якорями и черными водорослями руках и вправду не было видно ни капли усталости. Моня поглядел поэту в глаза, расставил в стороны руки и медленно ушел в парилку.

— Он мне, кажется, угрожал, — чуть заикаясь, сказал Тибулл.

— Успокойся, не обращай внимания.

— Я сейчас ему всю бороду оборву! — сказал Тибулл, показывая желание встать.

— Ни в коем случае! — вскричал Тиберий. — Нас арестуют.

23