Костёр 1976-11, страница 11За баррикадами, на улице пустой, Омытый кровью жертв, и грешный и святой, Был схвачен мальчуган одиннадцатилетний. Папа — за капитана. Он спрашивал: — Ты тоже коммунар? И Котя гордо отвечал: — Да, сударь, не последний! — Что ж! — капитан решил. — Конец для всех — расстрел. Жди, очередь дойдет. И мальчуган смотрел. На вспышки выстрелов, на смерть отцов и братьев. Внезапно он сказал, отваги не утратив: — Позвольте матери часы мне отнести! — Сбежишь? — Нет, возвращусь! — Ага, как ни верти, ты струсил, сорванец. Где дом твой? — У фонтана. И возвратиться он поклялся капитану. — Ну, живо, черт с тобой! Уловка не тонка! Расхохотался взвод над бегством паренька. С хрипеньем гибнущих смешался смех победный. Но смех умолк, когда внезапно мальчик бледный Предстал им, гордости суровой не тая, Сам подошел к стене и крикнул: — Вот и я! Как это у Коти великолепно получалось! Сколько он вкладывал души, чувств, безмерного превосходства над стрелявшими в него врагами! — Браво! Бис! Еще раз! Браво! — неистово требовал зал. НАС ОЧЕНЬ МНОГО Трагедия произошла через два дня после выступления в Таврическом дворце. Днем. На глазах у многих. Вражеская рука столкнула Котю Мгеброва с открытой площадки трамвая прямо под колеса. Человек, который сделал это, успел скрыться. Очевидцы рассказывали, что видели мужчину лет сорока, без особых примет. Сжав Ко-тино плечо, он прошептал: — Вот я и догнал тебя, щенок! Такие голосистые, как ты, опаснее десятка взрослых. Все произошло мгновенно. Рывок за плечо, злобное шипение и глаза... Коте они показались знакомыми — эти глаза. Глаза королевского гвардейца, что стрелял в Гавроша. Встала дыбом панель с чугунным фонарным столбом. Полетела в лицо булыжная мостовая с синим лезвием рельс... По ходатайству рабочих Петроградский Совет постановил похоронить маленького артиста в самом городе, там, где лежали лучшие из лучших героев Октября, на Марсовом поле, которое называлось тогда площадью Жертв Революции. В день похорон Коти, 26 апреля, «Петроградская правда» писала: «Склоним головы перед ним, как перед революционным юношеством, так много отдавшим и отдающим в общей борьбе за освобождение пролетариата». Покрытый красным знаменем гроб с телом Коти стоял в большой комнате Мгебровых. Его засыпали живыми цветами. Нескончаемым потоком шли и шли незнакомые люди, чтобы проститься с маленьким коммунаром, положить к его изголовью цветок. Мама держала свою руку на холодных руках сына. Осунулся, посуровел отец, у него за два дня выбелило сединой виски. Тихо плакал Котин дед, бывший генерал Авелий Мгебров. — Сколько цветов, — тихо сказал он какой-то комсомолке в платочке. — А ведь цветы сегодня слишком большая роскошь. — Нас очень много, — тихо ответила девушка. — Нас тысячи. И если каждый принесет по цветку... Тысячи людей шли за Котиным гробом до площади Жертв Революции. Тысячи людей склонили головы, когда гроб опускали в могилу. Великое и мужественное время переживал тогда народ. Многие из пришедших на похороны совсем недавно гремели кандалами по сибирскому тракту, годами томились в одиночках, вставали с булыжником в руке против казаков, штурмовали Зимний, отражали атаки англо-американцев и Юденича,.. Они хорошо знали, что такое истинное мужество. Знали и не хотели отбирать право на него у маленького мальчика, который не прожил еще и десяти лет. А над Петроградом бушевала весна. Набирали сок деревья, пели птицы, зеленела трава. И все ярче и ярче сияло солнце. ЮНОМУ АРТИСТУ-АГИТАТОРУ КОТЕ МГЕБРОВУ-ЧЕКАН 1913—1922 Такую надпись высекли на гранитной плите, что прикрыла небольшую могилу.
|