Костёр 1976-11, страница 49БУДЕНОВКА И ГИМНАСТЕРКА В январе 1957 года я вернулся в Ленинград после службы в армии и стал устраиваться на работу. До армии я работал корреспондентом газеты, и теперь мне хотелось снова отыскать подобную же работу. Помню, кто-то из моих знакомых сказал, что только что освободилось место в редакции журнала «Костер», и я направился туда. В то время редакция помещалась вместе с «Детгизом»на набережной Кутузова. Я прошагал почти всю набережную от Летнего сада до Литейного моста, и чем дальше я шел вдоль гранитного парапета, глядя на заснеженный простор застывшей Невы, тем сильнее и сильнее мне хотелось стать сотрудником «Костра». Уже одно то, что я буду каждый день ходить на работу по этой набережной, что из окон редакции наверняка будет открываться вид на Неву, казалось мне настолько замечательным, что ни о чем лучшем нельзя было и мечтать. Я разделся внизу в гардеробе и медленно поднялся на третий этаж, где находился «Костер». Под пиджаком, вместо рубашки, на мне была надета армейская гимнастерка, а из-под брюк выглядывали носки начищенных до блеска солдатских сапог. Я еще не сумел полностью обзавестись гражданской одеждой, да к тому же — если честно признаться — я гордился тем, что служил в армии, служил в далеком суровом краю, я привык к своей гимнастерке, и мне просто жаль было с ней расставаться. В таком виде я и появился тогда в кабинете главного редактора. За редакторским столом я увидел высокого, крепко сложенного человека с отличной выправкой. Это был Николай Федорович Григорьев. — Здравствуйте, я слышал, у вас есть свободное место...— начал я едва ли не с порога. — Откуда это у вас такие сведения? — ответил редактор, и в его голосе отчетливо прозвучало недовольство. — Слухами земля полнится... — пробормотал я. — Никогда не стоит полагаться на слухи, — сказал он. И эта фраза прозвучала, как отказ. — Ну что ж, простите... — сказал я. Мысленно я уже ругал себя, что явился сюда — с тем же успехом можно было ограничиться телефонным звонком. — Погодите, — вдруг сказал Николай Федорович, внимательно вглядываясь в меня. Его взгляд скользнул по гимнастерке, по сапогам, выглядывающим из-под брюк. — Ну-ка, садитесь и рассказывайте о себе. Через пять минут он уже знал, что до призыва в армию я окончил Литературный институт имени Горького в Москве, что занимался в творческом семинаре под руководством Льва Кассиля, что в армии стал кандидатом в члены КПСС, что пишу рассказы для детей... Поговорили мы недолго. Помню, уже прощаясь, Николай Федорович, по-прежнему вглядываясь в меня, спросил неожиданно, с веселой усмешкой: — Скажите, а вы смогли бы на улице в толпе отличить профессора от непрофессора? — Не знаю... — ответил я растерявшись. — Ну что ж. Если вы нам понадобитесь, мы вас пригласим. Оставьте свой адрес, — сказал Николай Федорович, пожимая мне руку. А на другой день, рано утром, в моей квартире раздался звонок. Курьер из «Костра» принес мне записку от Николая Федоровича: «Прошу вас сегодня зайти в редакцию...» В этот же день я был оформлен на работу — заведующим отделом публицистики и науки. (Вот, оказывается, чем объяснялся шутливый вопрос насчет профессора!) Потом я не раз задумывался: что заставило Николая Федоровича Григорьева остановить Н. Ф. Григорьев свой выбор именно на мне? Конечно, и диплом Литературного института, и семинар Льва Кассиля — все это было достаточным основанием, чтобы принять меня на работу в «Костер». И все-таки... Все-таки иногда мне кажется, что моя солдатская гимнастерка сыграла в тот день далеко не последнюю роль. Потому что сам Николай Федорович — я уверен в этом — в глубине души всегда, всю жизнь остается настоящим солдатом. < Ведь это он, Николай Григорьев, командовал в годы гражданской войны знаменитым бронепоездом «Гандзя». Бронепоезд и его командир не раз отличались в отчаянных боях с белыми. Об этих сражениях, о своих боевых друзьях Николай Федорович ярко рассказал в своих книгах «Бронепоезд Гандзя» и «Наш бронепоезд». А когда началась Великая Отечественная война, Николай Григорьев, в то время уже известный писатель, снова надел шинель: он стал командиром инженерного батальона. Защищал Ленинград, был тяжело ранен. Награжден орденом Отечественной войны. В одной своей книжке Николай Федорович пишет так: «Есть у меня буденовка. Вот она. Старенькая уже, мы вместе с ней состарились. ...Но если я сяду на диван, надену буденовку, зажму- 46
|