Костёр 1977-06, страница 51А. БАТУЕВ АЕСНК Рисунки Т. Капустиной В пионерлагере на балкон одного из детских корпусов упало гнездо ласточек. Птенцы погибли, кроме одного. Он был еле жив, этот маленький комочек из сине-черных и белых перышек. Мы с ребятами быстро наловили мух и, обмакнув их в воду, я стал кормить ласто-чонка. Прошел час, другой, и птенчик ожил, открыл глаза, начал чиститься, от обреченности не осталось и следа. Птенец уже почти взрослый только хвост коротенький и еще без косиц так украшающих касаток, да рот резко обозна чен двумя желтоватыми широкими околоклюв ными валиками — словно кто-то ему усы при рисовал. А нижней части клюва нет — сломана Назвал я малыша Лесиком. Мой Лесик не боялся протянутой руки. Но все это до тех пор, пока птенец не научится летать — тогда обязательно появится страх, если вы не успеете птенца приручить. И я старался со всем прилежанием. Когда я возвращался из леса домой после долгого отсутствия, проголодавшийся Лесик начинал громко кричать. Резко приближая руку с мухой, я вызывал у него оборонительный рефлекс — птенец молча с угрозой раскрывал рот. А я ловчился всунуть в клюв смоченную водой муху. Вначале открытый клюв знаменовал оборону, но со временем Лесик стал разевать рот, попрошайничая — можно было переходить на кормление муравьиными яйцами. Я макал спичку в воду, затем в муравьиные яйца, и Лесик, схватывая кончик спички, заглатывал лакомство. Каждый раз, давая корм, я громко называл его «Лесик! Лесик!», чтобы выработать условный рефлекс — реакцию на кличку. У меня в комнате вместе с Лесиком жил совершенно ручной мухолов Жора. Может ли маленькая птичка, не больше воробья, ревновать? Но судите 48 сами. Как только начиналась раздача угощения, Жора с громким «цвирк-цвирк» оказывался тут как тут. Он норовил выхватить из рук именно того слепня, которого я давал Лесику. Казалось бы, ешь слепней из открытой коробки — любого на выбор. Так нет! Он угрожающе шипел на ласточку и даже пытался атаковать, повисая в воздухе над бедным малышом. Он то и дело оказывался у меня на руке, волновался, хорохорился и явно выражал мне свое неудовольствие. На четвертый день возвращаюсь из леса и вижу ласточку, сидящую на Жориной клетке. Пытаюсь угостить ее мухой — она в страхе летит на окно и начинает биться, как бабочка. Итак, состоялось — только научился летать и уже требует соблюдать дистанцию — при приближении человека немедленно улетает. Да, трех дней для настоящего приручения оказалось мало! Ловлю Лесика. В руке он сразу успокаивается и с жадностью ест. Аппетит у него баснословный! За несколько часов способен съесть около сотни крупных слепней, мух-антраисов, оводов. Сколько его ни корми, но через 15— 20 минут он опять с жадностью глотает мучных червей и муравьиные яйца. Чтобы наладить прежний контакт, я сажаю птенца на его жердочку в коробке. Первый момент он порывается лететь, но прикосновение к знакомой жердочке успокаивает его, и я без помех скармливаю десятка два слепней. Но радоваться рано: стоило ему взлететь с жердочки, и все начиналось сначала: приближалась моя рука — он вспархивал и кружил под потолком. Прошла неделя, и мне удалось добиться полного доверия ласточки. Весь день Лесик летал свободно по комнате, но излюбленным местом отдыха была клетка Жоры, и мухолов в конце концов смирился с этим бесцеремонным вторжением. Почему-то Лесик не только не боялся Жоры, но в момент угрожающих демонстраций мухолова еще громче обычного начинал просить есть, и Жора, обескураженный такой святой наивностью, оставлял несмышленыша в покое. Как-то к вечеру Лесик, сидя у меня на пальце, попытался склевывать муравьиные яйца — великолепное намерение, но только он больше |