Костёр 1977-10, страница 19

ДЕДОВА ФАМИЛИЯ

секретарем комсольской организации. Там и погиб в марте сорок второго. Геройски погиб, как написано в справке, и командование части просило оказывать всяческую помощь семье погибшего товарища Курденкова. Курден-ков — это есть дедушка. Бабушка и ее сыновья, мамины братья,—тоже Курденковы. Сохранилась, живет дедова фамилия.

Саша рад, что ему дедушкин стенд поручили, а стенд подводников отдали Саше Александрову. Правда, сначала Саша, как все мальчишки, останавливался у морских экспонатов. Нина Никитична, директор школы, смеялась:

— Что же, у морского стенда будет стоять десять экскурсоводов, а у других ни одного?

Однажды в школу пришло письмо от экипажа подводной лодки... Подводники и ребята подружились, переписывались, а потом несколько мальчишек даже участвовали в морском походе. Саша был на лодке два раза. Только вышло так, что в первый поход Саша оконфузился: присел возле чего-то похожего на скамейку и вдруг провалился в люк, прямо в машинное отделение, хорошо еще, что кто-то из подводников успел подхватить его на лету, реакция у них мгновенная: ведь если настоящий бой, одна секунда все может решить.

Сейчас у них в школе многие пионерские отряды носят имена героев-моряков. Их отряду 6-го класса «а» присвоено имя политрука— черноморца Николая Фильченкова.

Когда будущих экскурсоводов собрали в музее, одна девочка вдруг заявила:

— Про Курденкова Василия Ильича тут много пропущено. Мне про него его внучки рассказывали — Марина и Лена. Они в нашей школе учатся. Он тяжелораненым попал в плен, а фашисты заперли всех пленных в сарае и сожгли...

Марина и Лена — Сашины двоюродные сестры. Саша сразу сказал:

— Не могла ты такого от Марины и Ленки услышать. Дедушка был комиссаром и в плен никогда бы не сдался.

— Откуда ты знаешь?

— Он знает, потому что это его дедушка.

Саша много раз слышал воспоминания бабушки. Она с дочерью и двумя сыновьями не успела эвакуироваться из Белого, где дедушку до войны все хорошо знали. К счастью, никто семью не выдал, а через два-месяца фашистов прогнали, пришли наши и вместе с ними дедушка, уже не политрук, как в начале войны, а комиссар батальона. Он разыскал свою семью и предупредил:

— Ждите меня, приду завтра.

Назавтра был бой, и дедушка ни вечером, ни ночью не пришел, а бабушке сообщили:

— Мужа вашего ранило, его отнесли в сарай, в полевой лазарет, но фашисты подожгли сарай снарядами. Спасти никого из раненых не удалось, все сгорели.

...Ребята единогласно решили, что Саша

в абили барабаны, затрубили ** горны. Отряды расходились на сбор, посвященный итогам марша «Идем дорогой Ленина, дорогой Октября!». У ребят в гостях ветераны, надевшие по этому случаю ордена и медали. А в 7«б» вошел высокий мужчина в будничном костюме, которого я только что видела в учительской — учитель истории Семен Михайлович Ду-рейко.

Я узнала его по фотографии в школьном музее, такой же светловолосый, с гордо поднятой головой. Девочки-экскурсоводы, не выпуская из рук указок, рассказывали историю родных Ружан, несколько веков принадлежавших князьям Са-пегам. Новый отсчет времени начался здесь 17 сентября 1939 года, когда Красная Армия освободила Западную Белоруссию.

Что он успел к тому времени, белорусский паренек из крестьянской семьи Семен Дурей-ко? Окончил семь классов польской школы и читал по-русски— отец научил. Летом работал у предпринимателя — делал кровельную черепицу, зимой — на валке леса. И помогал старшим братьям, членам подпольной компартии Западной Белоруссии, вредить полицаям и панам, готовиться к встрече Красной Армии. А когда Брестщина стала советской, Семен окончил учительские курсы и стал директором детского дома, куда собрали детей беженцев. Ему не было двадцати лет, когда у Бреста перешли границу гитлеровцы. Снова ружанские коммунисты и комсомольцы ушли в подполье. Вот тогда и назвали Семена Синицей.

17