Костёр 1977-10, страница 38

застекленные стеллажи. На них — книги, фотографии и камни. Много камней — образцы пород, какими богата здешняя земля.

На один из стеллажей Креме повесил геологическую карту Тимано-Печорской нефтегазовой провинции, усадил нас за длинный стол, взял указку, откашлялся и... повел нас за собой к океану...

Слушая потом наши вопросы, он достал слуховой аппарат: тогда подумалось, что это — единственное, что выдало его преклонный возраст, но мы ошиблись — из-за перенесенной в юности болезни он не слышит без специального аппарата уже более полувека.

А вообще-то в нем ничего старческого. Низкий, приятного тембра голос. Крупная седая голова, за столом сидит прямо, не горбясь. Жесты плавные, выверенные. В нем чувствуется сила.

Что может бьиь увлекательнее, интереснее, чем познавать? Креме разграничивал два эти понятия — «учиться» и «познавать».

Учиться можно из-под палки, а познавать только по доброй воле, томиться духовной жаждой и утолять ее. Учиться можно, перегружая память, а можно пройти самому — за шагом шаг — путь, которым шел первооткрыватель.

Креме не был бы Кремсом, если бы только сетовал на нелюбознательную ленивую молодежь, не желающую познавать, а предпочитающую более легкое занятие — учиться, да и учиться-то далеко не всегда с должным рвением. Он основал в Ухте Малую академию наук. На ее десяти факультетах учатся познавать ухтинские старшеклассники, поступающие потом на работу техниками или получающие рекомендации в вузы.

Сначала он задумал создать академию юных геологов и геофизиков, но интересы ребят оказались столь разнообразны, что геолого-физический стал лишь одним из десяти факультетов, наряду с химическим, математическим, историческим, литературным...

— Лучше пусть в нашей Малой академии ребята переходят с факультета на факультет, чем потом будут менять институты, — говорил Андрей Яковлевич.

Каждой осенью Академия производит набор, каждой осенью четыреста пятьдесят ухтинских школьников приходят в Малый зал Дома культуры, в Ухтинский Дом пионеров, редакцию городской газеты «Ухта», в аудитории Индустриального института слушать лекции.

Я встречал потом в геологических партиях ребят и девушек, прошедших академию Кремса.

Сам Креме почти половину своей жизни был занят познанием недр холодной ухтинской земли. Кремса, ученика и соратника выдающегося советского ученого-нефтяника Ивана Михайловича Губкина, называли маршалом нефтяной геологии.

— Самая интересная геология, молодые люди, — сказал он нам наставительно и развел руками, мол, ничего не попишешь, так оно и есть, — это геология нефтяная. Ибо нефть и газ — подвижные вещества. Надо думать и думать, как к ним подобраться.

Мне никак не удавалось увидеть нефть. Нефть скрыта от глаз. На действующих скважинах Коми АССР всеми процессами управляют автоматы, а нефть где-то там, внутри непрозрачных емкостей. В трубопроводе ее тоже не увидишь.

Обидно столько ездить по буровым и нефтепромыслам и не увидеть, как выглядит «горючая вода густе», как называли первую российскую нефть в конце шестнадцатого века, когда из этих мест привезли в Москву несколько ведер этой самой горючей воды.

И вдруг всего в тридцати километрах от Ухты я увидел нефть не просто в пробирке (как в музее Ухтинского геологического управления), не в ведре (как видели ее царь и бояре в Москве), а прямо в пласту. Для этого пришлось поехать в поселок Ярегу и спуститься под землю.

Рисунки М. Беломлинского

38