Костёр 1977-10, страница 7

Костёр 1977-10, страница 7

ТЕЛЕГРАММА

«Председателю Совета министров С. Ю. Витте

20 октября 190S г.

Севастопольская городская дума в чрезвычайном заседании совместно с депутатами, выбранными от народа, заслушав доклад городского головы о совершенных в ночь с 18 на 19 октября убийствах, постановила выразить свой протест правительству, администрацией которого были убиты граждане Севастополя, мирно праздновавшие осуществление свободы и совершавшие мирную демонстрацию у здания тюрьмы в честь заключенных за политические убеждения, и требовать немедленного удаления виновных до предания их суду, немедленно снять военное положение с устранением войск с улиц города и казаков из пределов градоначальства с заменой их временной народной охраной, освобождения всех политических заключенных и общей амнистии, не исключая матросов Черноморского флота, уничтожить смертную казнь как позорящую отечество. Только выполнением этих насущных требований возможно успокоение населения и возвращение к нормальному течению жизни...»

РЕЗОЛЮЦИЯ:

«Удивлен вмешательством Севастопольской городской думы не в свое дело. Приведение восставших к покорности возложено на военную власть. О принятии каких-то требований, предъявляемых мятежниками, речи быть не может. Однако это уже возмущает душу не только военного, но и всякого русского человека. С ними будет поступлено как с клятвопреступниками и изменниками.

НИКОЛАЙ»

Шмидт Петр Петрович

Он стоял над свежевырытой братской могилой, и ветер трепал его густые, зачесанные назад волосы, и голос его был непривычно тверд, и он говорил:

— Когда радость переполнила души усопших, то первым их движением было идти скорее к тем, кто томится в тюрьме, кто боролся за свободу и теперь, в минуту общего великого ликования, лишен этого высшего блага... Они хотели передать другим высшее благо жизни —

свободу и за это лишились самой жизни. Страшное, невиданное преступление, непоправимое горе...

Он опустил голову и замолчал.

Затем громко произнес:

— Клянемся им в том, что мы никогда не уступим ни одной пяди завоеванных нами человеческих прав!

— Клянемся... — глухо повторила за ним толпа.

— Клянемся им в том, что всю работу, всю душу, самую жизнь положим мы за сохранение нашей свободы!

— Клянемся...

— Клянемся им в том, что свою общественную работу мы всю отдадим на благо рабочего, неимущего люда!

— Клянемся...

— Клянемся им в том, — зазвенел окрепший голос, — что между нами не будет ни еврея, ни армялина, ни поляка, ни татарина, а все мы отныне будем равные, свободные.братья великой свободной России!

— Клянемся...

— Клянемся им в том, что доведем их дело до конца и добьемся всеобщего избирательного, равно для всех права!

— Клянемся...

— Клянемся им в том, что если нам не будет дано всеобщее избирательное право, мы снова провозгласим всеобщую всероссийскую забастовку, — в последний раз крикнул Шмидт и поднял вверх обе руки.

— Клянемся... — в последний раз ахнула толпа, и все стихло.

Арест

Какое странное ощущение, когда тебя ис.]£Й1 под конвоем, словно преступника!

Ты идешь, заложив руки за спину, а с четырех сторон тебя сопровождают солдаты с