Костёр 1980-04, страница 24

Костёр 1980-04, страница 24

РУССКИЕ КОРАБЛИ НА СИЗОПОЛЬСКОМ РЕЙДЕ

Солнце вставало с левого борта, оранжево-красное в утренней пепельной дымке. Шли под

лиселями, скользили по молочной зеркальной воде навстречу берегу, переплетенному тугими синими жилами Балканских гор. Где-то там, в поднебесье, сражались друг с другом две армии, и не было пока перевеса ни у той, ни у другой стороны, а вдоль побережья, лишенного поддержки с моря, проходил другой фронт, и в постоянном страхе, в ожидании нападения с моря пребывали усиленные сераскиром Румелии турецкие гарнизоны в крошечных приморских крепостях — Мидии, Инаде, Агафополе, Василико, Ахиоло и Ме-семврии.

Дробя и рассекая прозрачную, как хрусталь, воду Фаросского залива, «Меркурий» плыл мимо городов, которые были городами еще задолго до походов Александра Македонского, мимо родины Спартака Фракии — мимо тех самых берегов, откуда некогда начинались земли славянской страны Болгарии. Чайки, гордые птицы, не ведающие, что такое неволя, парили рядом с белыми парусами или взмывали над мачтами, распластав выгнутые, как серп, крылья..

Еще не пришел час утренней побудки, и в низких кубриках на подвесных койках спали свободные от вахты матросы, а капитан брига уже поднялся на палубу. Он стоял на носу, по привычке скрестив на груди руки, и взгляд его был обращен к югу. По ту сторону Фаросского залива лежал Сизополь, куда, возможно, уже наведался турецкий флот и куда под всеми парусами шла эскадра Грейга...

Еще на подходе к Сизополю Казарский увидел в подзорную трубу лес мачт, и сразу же отлегло от сердца. Хоть совершенный «Меркурием» круиз оказался напрасным, было радостно от того, что все, оказывается, делалось правильно, и что адмиралы в Севастополе-думали так же, как и капитаны кораблей в Сизополе, как командир крейсерского отряда Скаловский и как он сам. Флот теперь казался ему одним разумным существом, как, наверное, и должно было быть. В Севастополе он узнал, что Кавказский экспедиционный Kopjryc 'фельдмаршала Паскевича ведет успешные операции против Гаки-паши и шаг за шагом продвигается к Эрзеруму — второму по величине и значению городу после Стамбула. Все это вселяло надежду на скорое окончание войны, и все, с кем он ни говорил, считали, что император только тогда подпишет мирный договор с султаном, когда тот откажется от Греции и предоставит автономию сербам. Полное уничтожение турецкого флота могло заметно приблизить этот день, и, глядя на знакомое переплетение мачт и рей, на змеиные извивы еще не спущенных голубых вымпелов, он уже жаждал боя — той решительной схватки, где есть только один вопрос «кто — кого».

На уборку парусов и постановку на якорь с момента команды «По марсам!» ушло чуть больше двух минут. Казарский не сдержал улыбки, он знал, что капитаны других кораблей его мысленно поздравляют в эту минуту.

НА БЕРЕГУ

Заступивший на вахту лейтенант Новосильский первым делом решил проверить запасы провизии, воды и песка. Он обошел бриг, заглядывая во все уголки и делая пометки в своем маленьком карманном блокноте. Снарядив затем на берег команду за песком, он назначил в ней старшим Федю Спиридонова, который без дела стоял у борта и томился.

Федя, довольный тем, что ему доверили столь важное дело, как заготовку песка, вытянулся перед Новосильским в струнку, звонко крикнул: «Есть!» и понесся к матросам, которые уже с пустыми мешками спускались в большую шлюпку.

День был солнечный. Редкие белые облака лениво проплывали мимо, оливаясь на горизонте с водой. Шлюпка под выкрики унтер-офицера «И-и раз, и-и два...» бойко пошла к берегу — к низкой, обросшей ракушками и зеленой травой, каменной набережной, где покачивались на редкой волне белые рыбачьи лодки — гемии.

Все радовало мальчика в это утро — и обшитые дубовым тесом, потемневшим от соленых

ветров и палящего солнца, дома, и крупные чаи-ки — гларусы, застывшие на черепичных крышах, и мельницы с плавно вращающимися парусиновыми крыльями на краю обрывистого восточного берега. Смуглолицые женщины в черных платьях жарили рыбу в крошечных двориках, и запах кипящего оливкового масла, рыбы и дыма в этом городе смешивался с запахом нагретого дерева, красных скал, пыли, мокрых сетей и гниющих водорослей.

Запахи ли эти или что другое напомнили Феде о доме. В Аполлонке, поди, тоже сейчас жарят во дворах рыбу, и прямо напротив калиток на зеленой волне покачиваются привязанные ялики, а на песке сушатся сети.

Из задумчивости Федю вывел хриплый голос старого канонира Артамона Тимофеева.

*— Плавали мы тогда, братцы, — говорил дядя Артамон, — в Средиземном море под флагом Дмитрия Николаевича Сенявина, бесстрашного адмирала, с которым мы и француза били, и турка...

— Ты нам, дядя Артамон, о битве у Афоновой горы хочешь рассказать? — полюбопытствовал марсовый матрос Анисим Арехов.

— Нет, братцы, о чем я хочу вам поведать чуток ранее случилось. Шли мы тогда к Дарданеллам, а на пути у нас стал остров Тенедос. Остров-то небольшой, но крепость на нем серьезная, потому как закрывает собой пролив. Дмитрий Николаевич как рассуждал: ежели мы остров этот возьмем, то выход из пролива у нас будет на виду, а в проливе турецкий флот, и Мы его, стало быть, не прошляпим... Ну хорошо, подошли мы к острову, надо же его брать штурмом. Надо

22

I