Костёр 1980-04, страница 26веньки поплотнее закрыть. То-то вот и оно, За-харыч! — Ишь, какой башковитый, — добродушно посмеиваясь, проговорил дядя Артамон, и, покраснев от натуги, забросил тяжелый мешок на спину. ФРЕГАТ „РАФАИЛ" Теперь турецкие корабли рыскали вдоль черных отвесных скал Анатолии, неслись, словно стая гончих псов, учуявших зверя. Сухими, как пустыня, глазами капудан-паша обозревал горизонт. «Горизонт чист!» — выкрикивал дальнозоркий наблюдатель на марсе. «Горизонт чист!» — вторил ему другой голос, с салинга. Шесть линейных кораблей и пять корветов, два фрегата и столько же бригов, выстроившись в три колонны, пенили зеленую морскую воду. По ночам вода светилась, и голубые искорки разлетались от киля во все стороны, сворачивались в тугие струи за кормой, но не было капудан-паше дела до этого прекрасного зрелища. Только черноборт-ный бриг стоял у него перед глазами, скуластый бриг с фигурой греческого бога на форштевне, виновник страшного позора. Не мог забыть верховный адмирал Порты, как в гневе откинул султан Махмуд подзорную трубу и тотчас покинул «Селимие». В тот апрельский день перед офицерами и матросами поклялся капудан-паша, что напротив султанского дворца поставит он заарканенные русские крейсера. Вот почему хищно змеился в поднебесье его зеленый вымпел, вот почему все дальше в море уходила турецкая эскадра... От фельдмаршала Паскевича вице-адмиралу Грейгу было уведомление о необходимости пресечь подвоз морем провианта и военных запасов для армий Гаки-паши и сераскира Эрзерума. Пятого мая для патрульного плавания между Синопом, Трапезонтом и Батумом ушли бригантина «Елизавета», бриг «Пегас», иглюп «Диана» и шхуна «Гонец». Девятого мая Грейг решил усилить отряд еще фрегатом «Рафаил». Десятого мая в четыре часа пятнадцать минут пополуночи «Рафаил» снялся с якоря. К ночи ветер усилился. Гребни волн украсились белыми барашками, и легкий фрегат полетел со скоростью шестнадцать узлов. «Рафаил» спускался к югу. К Пендераклии. Так вел свое судно бывший капитан «Меркурия» Стройников, хотя мог вести иначе — прямо на Синоп. Но было желание уже по пути поохотиться на транспортные суда неприятеля, был попутный ветер, полный запас пороха и снарядов, и была уверенность, что турецкий флот как всегда отстаивается в Босфоре. Ночь прошла спокойно. Днем «Рафаил» был уже в сорока милях от Пендераклии. Ветер все крепчал. Покрытое валами потемневшее море было пустынным и грозным. К полуночи ветер неожиданно спал. Над морем заклубился туман, и «Рафаил» то шел, утопая в тумане, то вырывался на чистую воду и тогда над головой мигали звезды. К рассвету туман сгустился. Утром около девяти часов с салинга послышался встревоженный голос матроса: — В шести милях на ветре вижу флот неприятеля! Капитан второго ранга Стройников, который в это время находился на верхней палубе, недоверчиво поднял голову. — На салинге, эй!.. — крикнул он сердито. — Протри глаза! — Шесть линейных кораблей, два фрегата... пять корветов и... два брига... Это уже точно, ваше высокородие, — снова донеслось с салинга. Туман пока мешал разглядеть турецкую эскадру. Надеясь, что и турки не видят «Рафаила», Стройников приказал уходить в море. Турки повторили маневр. Они шли следом, на ходу меняя свой строй, и, когда туман рассеялся, Стройников увидел за кормой «Рафаила» огромную подкову, стороны которой удлинялись, охватывая его фрегат одновременно с двух сторон. В два часа пополудни подкова сомкнулась. И тогда турецкие корабли под однообразный бой барабанов стали сжимать кольцо. Побледнев^ капитан «Рафаила» взирал, как приближается, красно-белая стена турецких кораблей, вырваться за которую уже не было возможности. Внезапно барабаны смолкли, и в тишине, которая вдруг наступила, кто-то прокричал на чистом русском языке: — Эй, сдавайся! Убирай паруса! Корабль, откуда раздался этот крик, огромный 110-пушечный корабль, над которым развевался флаг капудан-паши, был уже совсем рядом. И черные глазницы его страшных орудийных стволов, в упор глядящие на «Рафаила», и эти слова, насмешливо произнесенные на чистом русском языке, лишили Стройникова воли. Ничего более не видя, кроме черных пустых глазниц, потея и задыхаясь, он хрипло выдавил: «Спустить флаг», и отвернулся, чтобы не видеть, как поползет вниз пересеченное двумя голубыми лентами белое полотнище. Где-то на самом донышке его сознания еще билась в конвульсиях фраза из устава Петра: «Все воинские корабли российские не должны ни перед кем спускать флага», но мутная и горячая волна страха затопила и эту слабую лампадку совести. Это случилось двенадцатого мая около четырех часов пополудни. СНОВА К БОСФОРУ Двенадцатого мая около четырех часов пополудни фрегат «Штандарт» и два брига — «Орфей» и «Меркурий» — снялись с якорей, чтобы вновь идти на разведку к Босфору. Они медленно шли вдоль бухты, скользили по тихой воде. Между берегом и застывшими на якорях кораблями сновали шлюпки. Над черными крышами струились сизые дымки. День выдался жарким, и смуглые полуголые мальчишки, оглашая гавань своими звонкими криками, с невысокого камня прыгали в воду. 24 |