Костёр 1980-04, страница 33

■

г

благодарен Гуго Эриковичу, моему первому учителю и'наставнику! За первые уроки на паровозе и за поездки, в которые он меня брал. И как он был прав, когда утверждал, что настанет и на нашей улице праздник!

Первые апрельские дни совпали с пасхой. Но в нашей мастерской 3 апреля был обычный рабочий день. И вдруг — новость: в Петроград возвращается Владимир Ильич Ленин. Ленин! Это имя я слышал уже не раз и мне очень хотелось посмотреть на Ленина.

Площадь у Финляндского вокзала... В тот год она была совсем другая, и можно ли ее сравнить с нынешней? Рядом с вокзалом стояли двухэтажные деревянные дома, в одном из которых я жил, молочная лавка, больница и особняк какого-то купца. А дальше, примерно на том месте, где сейчас высится памятник Владимиру Ильичу, был небольшой канал. И на этом канале — он соединялся с Невой — стояла железнодорожная водокачка.

Вечером на привокзальную площадь стал собираться народ. Он шел со всех концов города, и скоро к самому вокзалу было уже не подобраться. Но я-то знал: возле багажной кладовой есть лазейка на перрон. Много раз она меня выручала, когда я играл с мальчишками в казаки-разбойники Выручила и на этот раз.

На перроне я присоединился к группе людей, которые встречали Ленина. Подошел поезд.

Я ожидал, что из вагона выйдет человек богатырского роста и сразу начнет командовать. А к нам вышел человек среднего роста, в поношенном демисезонном пальто, и скромно, даже как-то застенчиво поздоровался с встречающими.

Потом во главе с Лениным все направились в здание вокзала. Мне туда прошмыгнуть не удалось. Увидели матросы: «Ты куда, малец?»

Но вот Владимир Ильич появился на площади. И площадь — тысячи рабочих, солдат и матросов — единым дыханием выдохнула: «Ленин!» И на всю жизнь остались в моем сердце громовые раскаты «Ура!», летящие над головами знамена, человек, стоящий на броневике, и счастливые лица людей, готовых идти на подвиг за этим человеком.

Ленин начал говорить. Но я стоял далеко и многих слов не слышал. И только последние ленинские слова, которые он не сказал, а крикнул, стремительно вскинув руку, я хорошо услышал и запомнил: «Да здравствует социалистическая революция!»

И опять загремело «Ура!» Все, как один, что-то кричали, хлопали в ладоши. И тут я увидел нашего Юхо Халме. Изо всех сил протискиваюсь к нему, спрашиваю:

— Дядя Юхо, но в феврале уже была революция?

— Нет, то был обман, — ответил старый рабочий. — Теперь будет настоящая...

САМЫЙ МОЛОДОЙ МАШИНИСТ РЕСПУБЛИКИ

После победы Октября Гуго Эриковича Ялаву перевели из депо на партийную работу. И в моей жизни тоже произошли перемены — разрешили сдавать экзамены на звание машиниста. Устройство паровоза и правила езды я к тому времени знал хорошо. И беспокоился о другом: экзаменаторам явно не нравилось, что я — несовершеннолетний. И тут, как гово

рится, никто мне не мог помочь. Но когда во время последнего экзамена мне удалось быстро и точно поставить паровоз на поворотный круг, строгие экзаменаторы стали меня поздравлять. Невольно подумалось: «Нашли чему удивляться! Дядя Гуго учил меня и не таким вещам».

Так я стал машинистом. «Самым молодым машинистом республики»,— как сказал новый начальник депо Арвид Парикка.

Помню одну из самых первых поездок. Мы везли сибирский хлеб для рабочих Петрограда. И было это за Уралом. Глянул в окошко, а по степи скачет кулацкая банда. И в этот момент — надо же такому случиться — авария: в топке перегорели дымогарные трубки. Паровоз остановился, а бандиты уже рядом. Окружают эшелон, радуются: «Теперь не уйдете!». Бойцы охраны приготовились к неравному бою. Комиссар продотряда под пулями бежит к паровозу: «Браточек, сделай что-нибудь!» Пеленаю себя мокрыми тряпками и лезу в раскаленную топку. В голове одна мысль: «Если не задохнусь, трубки я исправлю. Только бы не задохнуться...» Исправил, выбрался наружу. А руки уже не руки — сплошные ожоги. Спрашиваю себя: «Что делать?» И сам себе отвечаю: «Как — что? Ехать...» Дальше ехали без приключений.

В марте 1920 года работники нашего депо решили «вдуть жизнь» в мертвые паровозы. Да, именно так тогда говорили — «вдуть жизнь». И, по-моему, точнее не скажешь. А «мертвых» паровозов, то есть старых или попавших в аварию, было тогда у нас много.

И встал вопрос: какой из них выбрать для почина? Я, не задумываясь, предложил: «Начнем с 293-го!» Ведь это был паровоз Гуго Эриковича. Паровоз, на котором я у него учился. Других предложений не было, и со мной согласились.

И первые коммунистические субботники «вдули жизнь» в 293-й. Утром Первого мая он вновь приступил к работе. А я в тот день стал его машинистом.

31