Костёр 1980-05, страница 32

указывая на поверженного неприятеля, весело кричал:

— На буксир его, молодцы!

ПИСТОЛЕТ НА ШПИЛЕ

Завоеванная передышка не могла быть долгой — двухдечный корабль младшего флагмана уже снова шел следом под всеми парусами. И та решительность, с которой корабль вспарывал воду, не оставила никаких сомнений в намерениях адмирала, которым отныне руководила не только ненависть и жажда мести, но и уязвленное самолюбие.

Солнце уже садилось, и времени у турецкого адмирала для расправы над «Меркурием» было

не так уж много, и это в равной мере понимали все, как на самом «Реал-бее», так и на «Меркурии», где, воспользовавшись передышкой, заделывали пробоины, торопились заменить снасти, закрепить бегучий такелаж и подготовить артиллерию к бою.

Вынесенное на бак и положенное рядом с другими тело Гусева матросы укрыли запасным парусом. Осунувшийся, в обгорелом сюртуке и с содранными руками мичман Притупов думал о силе человеческого духа, и запоздалое чувство раскаяния жгло его сердце.

— Сегодня нам еще не раз выпадет случай преклониться перед спокойным мужеством наших матросов, — тихо проговорил Казарский, которому Притупов уже успел рассказать о подвиге Афанасия Гусева. Капитан взглянул на приближающийся «Реал-бей», где на этот раз молчали и барабаны и погонные пушки, и снова утвердился в мысли, что эта последняя схватка будет не на жизнь, а на смерть.

— Баталера ко мне! — распорядился он. — По чарке водки матросам.

Засвистели серебряные боцманские дудки.

— Не дали нам сегодня пообедать басурмане, — добродушно проговорил Иван Петрович Прокофьев.—Давайте и мы, господа, выпьем с матросами по чарке, кто знает, когда еще доведется.

Все непроизвольно бросили взгляд на шпиль. Пистолет лежал на месте, темнея вороненой сталью.

— Больше половины пороха уже пожгли,— сообщил Новосильский.

— Сколько бы ни осталось, для последнего случая хватит, — проговорил лейтенант Скарятин и, подняв руку, поманил баталера, который из медного бачка разливал водку. — Ну-ка и нам по чарке, братец.

— С пребольшим удовольствием, — на веснуш

чатом лице матроса пятого года службы Козлова засияла улыбка, впервые он видел, чтобы офицеры пили вместе с матросами прямо на палубе. — Не побрезгуйте, ваше высокоблагородие, — проговорил он, протягивая чарку капитану.

И вдруг Казарский понял, что ему нужно сейчас что-то сказать команде. Он всегда хорошо относился к матросам, не доводил их чрезмерными учениями, делая из них проворных «чертей»,

111

не муштровал и не надрывал на тяжелых работах, не «спускал с них шкуру» вымоченными в морской воде линьками, никогда не бил и не позволял бить другим на своем корабле, но только сейчас ему впервые захотелось сказать этим людям, которые в ожидании боя отдыхали, вытянув ноги и прислонившись спиной к борту, что он любит их. Но ничего этого не вымолвил капитан.

— Знаю, — говорил он, шагая по палубе и вглядываясь в испачканные копотью лица, — вы все, каждый из вас, не дрогнув, готовы сложить свои головы за честь отчизны и русского флага. Будь у турецкого султана такие матросы, как вы, — не знать ему горя, как не знаем его мы, русские офицеры! Спасибо вам, братцы, за службу, но пора умирать еще не настала. Я надеюсь на вашу выучку, матросы, которую вы уже сегодня показали. Я надеюсь на вашу меткость, канониры, сегодня вы тоже показали себя молодцами! Подвига вашего Россия не забудет.

Когда капитан закончил свою речь, громкое «ура» было ему ответом. И, услышав этот крик, турецкий адмирал на «Р^ал-бее» приказал начать атаку. Это была неслыханная по ярости атака. «Реал-бей», меняя галсы, появлялся то слева, то справа от «Меркурия», и каждый раз тридцать семь пушек извергали на бриг чугунную лаву.

Пятьдесят лет спустя, когда уже уйдет в прошлое век парусных кораблей, старый штурман парусного военного флота Федор Спиридонов напишет в своих воспоминаниях:

«Другой корабль, продолжая сражение, беспрестанно переменял галсы под кормою брига и ужасно бил его продольными выстрелами, от которых иногда никаким движением не было возможности уклониться. Но и при таком отчаянном положении брига твердость и решимость храброго капитана и неустрашимой команды не могли поколебаться! Бриг, продолжая действовать всею силою своей артиллерии, успел счастливыми выстрелами повредить и на этом корабле грот-рус-лен, перебить фор-брам-рей и левый нок фор-марса-рея, отчего в тот же миг полетели вниз поставленные лиселя, как перышки с подстреленной птицы!.. В 5¹/² часов и этот корабль поворотил от брига!»

Было пять с половиной часов пополудни, когда удачным выстрелом «Меркурий» перебил левый нок фор-марса-рея, отчего в тот же миг полетели вниз поставленные лиселя, и белые полотнища накрыли турецких артиллеристов вместе с пушками. Вырвались из расщепленного руслена ванты, и застонал весь корабль, когда, ощутив свободу, опасно качнулась тяжелая грот-мачта. Заплясали, задергались над палубой оборванные шкоты и фалы, и бывшему капитану «Меркурия» Стройникову показалось вдруг, что над головой его зазвонили колокола.

Весь бой брига с турецкими кораблями провел он на мостике «Реал-бея» и поэтому видел, как турецкий стрелок целился из длинного ружья в Казарского и как заслонил своего капитана какой-то матрос. Видел Стройников, как над го-