Костёр 1980-05, страница 33

f

ловой Казарского в мачту врезалось ядро и как он упал на палубу, раненный обломком. И видел он, как затем поднялся Казарский и, перевязав себе голову черным коленкоровым платком, продолжал командовать своим судном как ни в чем не бывало. А теперь видел он, как все дальше уплывал бриг, которым он командовал, пока ему не доверили более мощный и быстроходный фрегат «Рафаил».

Стройников умоляюще взглянул на совершенно ошеломленного молодого турецкого штурмана, и тот все понял. Вынув пистолет, он протянул его Стройникову и отвернулся.

И снова Стройникову послышалось пение колоколов. Подняв к виску пистолет, он вдруг увидел белую звонницу на зеленом холме. А по синей реке, что извивалась у подножья крутого холма, по реке, украшенной водоворотами и заводями, скакал, разбрызгивая чистые капли воды, тонконогий золотисто-оранжевый жеребенок...

Своего выстрела Стройников не услышал, но он услышал, как смолкли колокола.

S Израненный бриг уплывал. Он уходил все дальше на север от того места, где на пологой морской волне, безжизненно свесив перебитые крылья, покачивались две большие белые птицы.

Утром, когда матрос Анисим Арехов возвестил с марса, что на горизонте видит русскую эскадру, капитан «Меркурия» вспомнил о своем пистолете. Он так и лежал на шпиле, обыкновенный пистолет тульской работы, и ствол его был "покрыт капельками росы.

Александр Иванович в задумчивости подержал его в руке, затем взглянул туда, откуда на всех парусах спешила на выручку эскадра, й, подняв пистолет над головой, выстрелил в воздух.

ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР

Примерно через месяц после описанных событий маленький черноволосый человек, почти карлик, российский вице-канцлер Нессельроде вместе с другими важными документами положил на письменный стол императора частное письмо, захваченное в числе прочих во время казачьего рейда по тылам турецкой армии. Письмо было отправлено из Биюлимана 27 мая 1829 года. Как следовало из первых строк, написано оно было турецким офицером, на корабле которого оказался позорно сдавший свой фрегат Стройников. Об этом случае уже было доложено Николаю и им уже было дано предписание Черноморскому флоту отбить и предать фрегат «Рафаил» «как недостойный носить флаг Русский» огню.

«...Во вторник, — читал далее император, — с рассветом, приближаясь к Босфору, мы приметили три русских судна, фрегат и два брига; мы погнались за ними, но только догнать могли один бриг в 3 часа пополудни. Корабль капудан-паши и наш открыли тогда сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться: он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что, стыдно сказать, мы прекратили сражение, и он со славою продолжал путь.

Бриг сей должен был потерять, без сомнения, половину своей команды, потому что один раз он был от нашего корабля на пистолетный выстрел, и он, конечно, еще более был бы поврежден, если бы капудан-паша не прекратил огня часом ранее нас.

Ежели в великих деяниях древних и наших времен находятся подвиги храбрости, то сей поступок должен все оные помрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми буквами на храме славы: он называется капитан-лейтенант Казарский, а бриг — «Меркурием». С 20 пушками, не более, он дрался против 220 в виду неприятельского флота, бывшего у него на ветре».

— Что об этом случае пишут турецкие газеты?— спросил Николай.

— Пишут, что бриг затонул. Нашлись даже свидетели.

— Ну, а английские лорды, что они? Уже прослышали?

Нессельроде наклонил голову:

— Да, ваше величество. От английского посланника поступил запрос, правда ли, что в открытой схватке бриг поколотил два линейных корабля. В Адмиралтействе не верят.

— Ну и дураки, что не верят, — оживляясь, проговорил император.

В тот же день, выяснив у морского министра все подробности дела, он приказал всех офицеров «Меркурия» повысить в чине. Казарского и Прокофьева император награждал орденом Георгия четвертого класса, Скарятина, Новосильского и Притупова — Владимиром с бантом. Всем нижним чинам Николай повелел вручить высшие знаки отличия — Георгиевские кресты и пожаловать пожизненную пенсию в размере двойного жалованья.

К наградным листам императором была сделана приписка: «Чтобы увековечить в роде сих офицеров память примерной их храбрости и мужественной решимости на очевидную погибель изображение пистолета внести в их гербы».

А вскоре последовал новый указ. Бриг «Меркурий» вслед за легендарным «Азовом» получил право отныне поднимать на корме Георгиевский флаг.

В Севастополе, городе русской славы, на холме среди багрянника стоит памятник, самый первый из всех. На постаменте, формой своей напоминающем старинную крепостную башню, слова:

КA3ДРСКОМУ ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР

Сверху бронзовая трирема — древнегреческое судно, на котором плавали герои мифов Геракл, Одиссей, Ясон.

Легкой бронзовой птицей парит трирема над Севастополем, над зелеными его бульварами и белыми, как мел, домами, над площадью с памятником адмиралу Нахимову и Графской пристанью, над старыми равелинами с черными щелями амбразур и над голубыми бухтами, где замерли на якорях военные корабли.

Трудные времена знал Севастополь, в самом имени которого была угадана его героическая судьба. Дважды осаждали его враги, засыпая защитников градом ядер, снарядов и бомб; горели и рушились дома; гибли воины и горожане — старики, женщины, дети, но держалась морская твердыня и парила в задымленном от пожаров и артиллерийского огня небе бронзовая трирема, неуязвимая для врага...