Костёр 1980-06, страница 8

увидел лицо своего друга. Разбитое, окровавленное лицо. Филлион открыл уже успевшие оплыть глаза, и в глазах этих Тилон впервые прочитал тоску. Так смотрят на охотников загнанные косули.

— Сходитесь! — властно крикнул Акрисий и

хлопнул в ладоши. И тогда Тилон попятился.

— Назад! — крикнул Акрисий. Тилон остановился.

— Ты будешь драться! —

— прошептал педотриб. — Я заставлю тебя драться.

Тилон снова взглянул на Филлиона и помотал головой. Он не сразу понял, что Акрисий приказал его схватить, но когда двое его товарищей приблизились к нему, чтобы схватить его за руки, он сделал то, чему в течение долгих .лет учили его в агеле. Расслабившись, он сделал вид, что поддается, а затем одним быстрым движением рук столкнул противников лбами.

Крик восхищения и ужаса сказал Тилону, что теперь пощады не будет. Закапанный кровью алтарь в храме Артемиды ждал его. На этом алтаре всегда секли тех, кто выказал неповиновение. Секли до бесчувствия, чаще всего до смерти.

Вздернув голову, Тилон дерзко взглянул на педотриба.

— Тебе не удалось заставить меня сделать то, чего я не желаю делать! — громко крикнул он. — Но боги милостивы, и мой путь на алтарь Артемиды не будет таким кратким, каким ты себе это представляешь.

С этими словами Тилон повернулся и побежал по тропе, которая за лагерем круто уходила в гору. На этой тропе его никто не мог догнать — так уже было не раз, и педотриб, и ирэн хорошо это знали.

Солнце стояло высоко в зените, когда Тилон решился наконец остановиться. Он свалился обессиленный на лужайке, поросшей ярко-алыми цветами. Сердце бешено колотилось, перед глазами плыли круги. Лесные птицы, умолкшие было при появлении незваного гостя, постепенно успокоились и снова принялись за свои бесконечные песнопения. •

«Немного отдохну и побегу дальше,—думал Тилон. — Могут устроить погоню. Акрисий наверняка не успокоится: ведь и ему за мое бегство из агелы грозит суровое наказание».

Очень хотелось есть. Тилон собрал с кустов немного ягод, запил их водой из родничка.

После привала не то что бежать — идти было тяжело. Тело налилось свинцом, все время клонило в сон. К тому же и солнце припекало — даже кроны деревьев не давали полной тени. И все-таки Тилон продолжал двигаться. Однажды ему показалось, что издалека донесся собачий лай. Он приостановился, прислушался, но лай не повторился. «Почудилось», — подумал Тилон.

Только сейчас он всерьез задумался, на что обрек себя своим бегством. Он теперь изгой. Гонцы в селениях объявят его приметы. За ним

будут охотиться, как за диким зверем. Выход один — бежать из Спарты. Греция, хвала Зевсу, велика. Да и на Греции одной свет клином не сошелся. Филлион рассказывал о далеких заморских государствах, где все диковинно и необычно, где даже псоглавцы обитают. Но лучше уж люди с песьими головами, чем возвращение в агелу.

Бежать! Легко сказать. Но куда? И как?

Сон сморил Тилона неожиданно. Споткнувшись, он решил несколько минут отдохнуть на траве, однако коварный Морфей тут же смежил его веки.

Когда Тилон проснулся, вечерело. Открыв глаза, он не мог сразу сообразить, как очутился в лесу. Затем припомнил все и со стоном поднялся. Потер синяк под глазом, вздохнул и снова двинулся в путь.

ХИЖИНА В ГОРАХ

Он шел день, и если останавливался, то только затем, чтобы нарвать ягод. Кусты боярышника, барбариса, терна часто попадались на его пути,

но, обрывая ягоды, он не ломал веток и не рвал все подряд, чтобы не оставить следов. Этому учил их педотриб. Он учил их незаметно подкрадываться к лагерю противника, бесшумно ходить,

6