Костёр 1980-11, страница 42

I

ДЯДЯ РОМА

Эмилия КУНДЫШЕВА рассказ Рисунки Л. Ивашенцевой

Накануне вечером кто-то позвонил папе по телефону, папа сразу же куда-то уехал, а рано утром он разбудил меня и сказал, что в Ленинград из Москвы на один день приехал его приятель с дочками, и он, папа, вчера был у них в гостинице, что сегодня, к сожалению, он должен уехать в командировку, а мама придет с работы поздно, так что мне, у которого сейчас начались летние каникулы, дается задание — показать гостям город, а вечером проводить их на поезд. «Понятно?.. Через час они ждут тебя у ворот зоопарка...»

Итак, к нам приехал дядя Рома.

— А вот и Дима! —закричал он во весь голос, как только я сошел с трамвая у зоопарка.— Я тебя сразу узнал, ты — вылитый отец! Давай знакомиться. Я—дядя Рома, а это — Кира и Тася. Девочки, поздоровайтесь!

Сначала мы с Кирой и Тасей ходили от клетки к клетке, будто не замечая друг друга. Но постепенно, гуляя по зоопарку, познакомились.

Кира и Тася стали наперебой мне говорить, что в Московском зоопарке у одного жирафа шея еще длиннее, что в Ленинграде они впервые и что завтра уже должны улететь из Москвы на юг, что мама была против их поездки в Ленинград, — говорила, что город за один день осмотреть нельзя, но папа сказал, что берет все на себя и они за один день узнают о Ленинграде больше, чем любой ленинградец за десять'лет...

— А что такое термиты? — спросила вдруг Кира, прочитав на табличке у клетки, чем питаются муравьеды. Я хотел было ответить, но неожиданно над самым моим ухом раздалось:

— Как?! Ты не знаешь, кто такие термиты?

Я оглянулся: с добрым, веселым дядей Ромой

произошло что-то странное: шея, лицо и лысина его покраснели, а глаза стали круглыми и выпуклыми.

— Ты не знаешь таких элементарных вещей?!— повторил он, повернувшись к Кире.

— Не знаю, — тихо ответила Кира и вся сжалась, а Тася начала смотреть куда-то в сторону.

— Вот так-так! — закричал дядя Рома. — Я и не подозревал, что моя дочь до такой степени невежественна. И все потому, что она боится лишний раз взять в руки книгу... Тот же Дима решит, что ты воспитываешься в семье каких-нибудь неандертальцев...

Я был так ошарашен, что в этот момент потерял дар речи.

— А ведь любому мало-мальски образованному человеку, — продолжал возмущаться дядя Рома, — известно, что термиты — это особые родичи тараканов, что они обитают в тропиках, что живут в термитниках, где разводят особые грибные огороды и с помощью охраны солдат-тер

митов охраняют самку... Что ж, — закончил дядя Рома, — мне придется устроить вам небольшой экзамен.

Схватив Киру и Тасю за руки, он повлек их за собой по зоопарку.

— Вот олени-маралы,—время от времени негодующим голосом выкрикивал он,—может быть, вы в состоянии ответить, какое лекарство изготавливают из их рогов? Пантокрин! Запомните, пантокрин! Вы должны это знать, как свои пять пальцев!..

У попугайника он спросил:

— Ну а сколько существует пород волнистых попугаев? Может быть, вы хоть это знаете?

Но и этого никто не знал.

— Нет слов, у меня нет слов!—тряс головой дядя Рома. — Сорок, сорок пород! Голубых, желтых, белых, фиолетовых...

Вид Киры и Таси был виноватый, они слушали дядю Рому молча. Я притих тоже. И такие тихие и виноватые мы вышли из зоопарка.

— А теперь, — сообщил дядя Рома, — я поведу вас смотреть город.

«Какой он все-таки странный», — подумал я.

Мы остановились возле памятника «Стерегущему», и под одобрительные кивки дяди Ромы я рассказал Кире и Тасе все, что знал о подвиге двух матросов и гибели русского миноносца, не сдавшегося в плен японцам. Потом мы обошли Петропавловку и двинулись по Кировскому мосту. На мосту, показывая плавным жестом на небо, на Неву, на берега, дядя Рома с развевающимся от ветра галстуком, запел:

Над Россиею небо синее,

Небо синее над Невой...

В целом мире нет, нет красивее

Ленинграда моего...

Жмурясь от солнца, мы следили за рукой дяди Ромы, я удивлялся, как хорошо видны были вдали Петропавловка, Исаакий, Адмиралтейство, ростральные колонны и какие сегодня в Ленинграде и вправду синие небо и вода...

Спустившись с моста, мы обошли памятник Суворову и очутились на Марсовом поле. Мы постояли у Вечного огня, прочли на гранитных плитах посвященные похороненным здесь героям-революционерам надписи, полюбовались по совету дяди Ромы окружающими поле деревьями и старинными зданиями и пошли по дорожкам среди лужаек с пестрыми тюльпанами.

— Изумительный ансамбль! — вздыхал дядя Рома, — разве скажешь, что когда-то это место называли Петербургской Сахарой?

— Папа, — сказала тихо Тася, — я устала.

С дядей Ромой произошло вдруг то же, что и в зоопарке:

— Что-о-о? — протянул он. — Ты устала?! —

39