Костёр 1981-11, страница 7

По одному из уступов шла бетонная дорога, такая широкая, что походила скорее на

взлетную полосу, чем на дорогу. Наш «уазик» съехал на нее, и мы поняли, зачем она нужна — такая. По ней навстречу нам катился на четырех колесах огромный металлический жук. Каждое из его колес было величиной с двухэтажный дом. И на этих колесах ехало нечто вроде гигантской тачки.

Наш «уазик» вильнул и прижался к стене уступа. Казалось, что металлический жук катит слепо и раздавит нас, даже не заметив этого. Но когда махина поравнялась с нами, мы увидели, что она не так уж слепа. В уголке платформы, повисшей над передними колесами гигантской машины, виднелась крохотная кабинка. Тлютай, выскочив из «уазика», замахал руками. «Жук» остановился. По металлической лесенке мы полезли на спину чудовища.

Мы даже вздрогнули. Нам показалось, в кабине этой странной машины сидит артист Михаил Боярский. Но нет! Это был Саша Субботин, водитель, чрезвычайно похожий на него. Мы втиснулись в маленькую кабину, и у нас возникло ощущение, что мы сидим в комфортабельных «Жигулях».

Саша только недавно закончил среднюю школу, три года работал шофером, и вот, как человеку опытному и осторожному, ему доверили водить машину, которая стоит полтора миллиона рублей, и Саша один на ней заменяет девяносто водителей обычных, маленьких самосвалов.

Сквозь стекла кабины мы увидели большой, как завод, экскаватор, от которого только что отъехал Саша. Там уже грузилась другая, такая же огромная машина. С нашей высоты просматривалась вся чаша вскрытой сопки, и было очевидно, что взрыть такую гору, превратить ее из горы в котловину можно было только с помощью таких вот могучих машин.

Когда мы, распрощавшись с Сашей Субботиным, стали ездить и знакомиться с другими

людьми, то выяснилось, что все они — люди техники: либо испытывают, либо уже эксплуатируют новые, созданные специально для Севера, механизмы.

Мы погуляли, как по цехам, по внутренним лабиринтам экскаватора ЭКГ-20, который может погрузить за сутки тысячу кубометров грунта, прокатились на проходящем испытания углевозе, созданном на базе БелАЗа и похожем скорее на поезд, чем на автомобиль. А в гостинице познакомились с худощавым нервным инженером, который здесь, в Не-рюнгри, находится в командировке уже три года. Мы поразились: три года!

— Да хоть двадцать три! — оторвавшись от экрана телевизора, засмеялся инженер, хотя только что говорил, что тоскует по жене и дочке. — Хоть тридцать три! — повторил он. — Лишь бы машину довести до ума.

Мы уже видели его машину. По склону сопки лез электрический экскаватор, и за ним по снегу, как удав, полз кабель. Экскаватор был похож на разбухший раза в четыре танк, на который нахлобучили высоковольтную башню. Пришлось отбежать почти на километр, чтобы вся эта машина влезла в видоискатель фотоаппарата.

Экскаватор полз туда, где был обнажен пласт угля. Мы спустились на этот, самый нижний, горизонт. Перед нами высилась обглоданная ковшом экскаватора, сверкающая на солнце ледяным блеском угольная стена. Сотни машин, одна за другой, подъезжали к экскаватору, и он, вгрызаясь в черную стену, сыпал в кузова уголь.

Мы, конечно, не упали, как японские предприниматели, на колени, но невольно вспомнили пророчество Михайлы Ломоносова, что богатство России прирастать будет Сибирью.

Прирастает!

ВТОРОЙ ВАГОНЧИК

Белый гребень девятиэтажных корпусов на холме, а кругом серое море косолапых до

мишек — это Тында, столица БАМа. Снег под ногами черен, на крышах черен — дымят тридцать семь котельных, сыплют копотью, не уставая.

По этому черному снегу мы идем к Боре Борисову, монтеру пути, человеку, популярному в Тынде. Боря прибыл на БАМ в числе первых, с отрядом «Московский комсомолец». Его не брали: нелепо высокий, сутулый, руки висят, как плети, очки, специальности нет и делать ничего не умеет... Но он был настойчив, пришел к поезду, и в последний момент ему сказали: «Садись!»

На какой-то станции в поезд пробрался слепой и пошел по вагонам с протянутой кепкой. Он пел. В наше время такое странно, верно? И все смотрели на певца с недоумением. А Боря тут же присоединился к слепому и пошел с ним, обняв за плечи, помогая петь и собирать деньги. Странно — не

странно, а человеку надо помочь, решил Боря. «Ну тебя, парень!» — сказал «слепой» и, сняв свои черные очки, полез из вагона.

ль

За разливом сереньких деревянных домиков показалось зеленое стадо вагончиков. Нам показали, где живет Боря. Мы с трудом отодрали примерзшую железную дверь. Внутри было, как в пещере. Всюду громоздились книги. Весь вагончик был забит ими. Это были очень хорошие книги.

— Вы так любите читать?

— Да, то есть нет, — стеснительно сказал Боря. — Книги помогают мне выявить свои собственные мысли.

Боря был, как и раньше, сутул, высок. Только руки у него висели тяжело — все умеющие рабочие руки.

Этот вагончик у Бори второй. Первый сгорел. Сначала ему показалось, что треск, пламя — все ему снится. А когда проснулся, вскочил, дверь уже была отрезана огнем. Не будя, он выбросил ночевавшего у него парня в окно. Выскочил сам, схватив гитару. Пламя гудело внутри вагона, как в печке. Бо-сиком по снегу с гитарой в руках Боря побежал звать на помощь.

Ъ