Костёр 1981-11, страница 9

Оказалось — пусть прямо по льду, пусть по временным мостам и обходам — надо гнать рельсы, не останавливаясь, ни на что не взирая, вперед и вперед. Ибо для того, чтобы быстро и экономично сделать железную дорогу, нужна железная дорога. Парадоксально, да? Но тем не менее это так. Потому что строительство БАМа — это миллионы tOHH грузов, которые быстрее всего, дешевле всего перебросить к месту стройки по железной дороге. Пройдет полгода, растает лед, провалится нынешняя желтеющая вдоль реки насыпь, но к этому времени мостовики успеют сделать стальной мост, и временная железная дорога станет постоянной.

Уже сегодня подсчитано: решительность и смекалка бамов-цев сэкономила для страны многие миллионы рублей.

Мы ехали и ехали по безлюдной дороге. Стемнело. Когда машина взбиралась вверх, в лобовом стекле плясали звезды. Метнулось и сникло пламя — мы увидели кучу горящих бревен. А затем через равные интервалы — еще и еще: метрах в ста от. дороги горели странные костры.

— Зачем? Что это?

Володя, наш водитель, сердито молчал. Он вообще производил впечатление раз и навсегда рассердившегося человека.

— Вечную мерзлоту протаивают, — сказал он, промолчав

километров десять. — Будут ставить телеграфные столбы.

Как же мы сразу не догадались? Ведь железную дорогу можно сдать в эксплуатацию только тогда, когда между станциями есть связь.

Свет фар нашей машины то упирался в дорогу, то уходил в черную бездонность провалов, ущелий.

— Сейчас должен открыться его поселок, — бросил Володя, когда машина, одолев подъем, нырнула в гущу тайги.

Мы ехали в бригаду Григория Запорожца, в ту самую, что отсыпает полотно дороги.

«Уазик» как-то неуверенно остановился.

— Кажется, здесь, — сказал Володя.

Мы вышли из машины. Никаких признаков поселка. Темная таежная чащоба и мерцание звезд вверху.

— Да ты не ошибся ли?

Володя молча пошел по дороге. Мы за ним. Метров через двадцать открылась вся изрытая, изжеванная колесами тяжелых автомобилей поляна. Широкие следы трайлеров, рубчатка гусениц, мазки полозьев сворачивали на дорогу, уходили на запад.

Наш шофер молча вернулся в «уазик», достал термос с кофе. Мороз усиливался. Слышно было, как шелестит дыхание. Мы тоже сели в машину.

— Что же теперь?

Володя сумрачно усмехнулся.

— От Тынды — если по прямой — мы отъехали километров сто. А если по спидометру, — он взглянул на прибор,— то все четыреста. До Чары осталось — если по карте — то километров пятьсот. А если по дороге, — он посмотрел сквозь лобовое стекло, — то, может быть, тысяча. А у нас бензину километров на двести.

— Запорожец со своим хозяйством двинулся на запад, к Чаре. Один выход — его догнать!

Володя завинтил термос и молча погнал машину вперед. Звезды ударили в лобовое стекло.

На БАМе ничто не стоит на месте. Здесь жизнь как бы пульсирует. И чтобы найти человека, мы уже убедились, приходится гнаться за ним. Ну что ж, опять в погоню?.. А если Запорожец оторвался от нас более чем на двести километров?

Через час езды дорога вдруг раздвоилась. Правая лезла на сопку. Левая падала куда-то в черную пустоту. Левая показалась нам более наезженной, и мы полетели по ней.

Река, подъем; река и снова подъем. Дорога на глазах паршивела, сужалась, пока не превратилась в один единственный след. Володя вывернул по нему вправо, и наш «уазик» влетел в сползающее по склону горы зеленое озерцо. Только не вода была в том озерце, а дышащее, парящее, ледяное