Костёр 1982-01, страница 42

они

ПИШУТ ДЛЯ ВАС

ПИСАТЕЛЕ ЛЬВЕ

ИВА НО ВИЧЕ КУЗЬМИНЕ

У меня в редакторском кабинете лежит книжка Кузьмина «Олешин гвоздь». Я держу ее в нижнем ящике стола для молодых авторов. После печального разговора (если плохо написано то, что принес автор), я достаю «Олешин гвоздь», от-

о

нехотя со

крываю на той странице, где лежит закладка, и'читаю великолепное описание грозы. Читаю, как маленький Олеша лег в кусты, прикрыв грудью кота, и как «над ним, над согнутыми полынными кустами, над голым полем, понеслись клочья сухой травы, какие-то перья, пыль. Вдруг стало еще чернее, и в этой черноте все чаще, все ужаснее, все ослепительнее стали бить молнии».

— Музыка? — спрашиваю я автора.

— Музыка, — глашается он.

— Всем бы так писать...

И рассказываю.

Родился Лев Иванович Кузьмин в 1928 году в Костромской области, в небольшой деревне Задорино, что стоит рядом со станцией Николо-Палома Северной железной дороги. Мать его — Фаина Андреевна — всю жизнь была школьной учительницей. В молодости, да и долго потом — отличная певунья, прекрасная рассказчица. Отец — Иван Иванович Кузьмин — железнодорожный рабочий, выходец из задорин-

шл

я. ш

щт

mmШ

ских крестьян, погиб от несчастного случая на охоте, совсем молодым, так что знает Кузьмин о нем только из рассказов матери. Рассказы эти всегда были светлы, теплы, и теплота эта была не обыкновенная, в честь ушедшего из жизни человека, а, видно, и в самом деле отец был от природы человеком добрым и талантливым.

Бабушка будущего писателя жила в деревне Городище. Стояла эта деревушка среди лесов на старом Кологривском тракте, и было в ней всего двенадцать дворов. Мала деревенька, великие леса ее окружали, а все-таки безлюдья и пустоты не было. «Влезешь, бывало, — вспоминает Кузьмин, — у Ефи-мья на горе под стрижиный визг на старую белую колокольню, глянешь вокруг, и вот тебе — пожалуйста! И любимое Городище рядышком, и Дань-ково с его пятью домиками видать, и Коробовское, и Попово видать, и на другом холме в соснах стоит с такой же белой, как перышко, колоколенкой над речкой Нёндовой сельцо Николо-Ширь... Вот тут и было мое царство-государство, тут я в детстве больше всего и жил и начал писать свои первые стихи».

Потом война... У матери новая семья, но отчима взяли в армию, и пришлось мальчиш

ке положить на свои узкие плечи все хозяйство: двое малышей, огород, в хлевушках мелкая живность, дрова, сено... Мать — допоздна в школе.

Военная голодуха заставила бросить школу и поступить работать, и только уже после войны, в Ленинграде, продолжить учебу. Эти четыре года в строительном техникуме в городе на Неве, пусть послевоенном, голодноватом и холодноватом, Кузьмин назовет потом лучшими годами своей жизни. Производственная практика была в Пушкине. Работал Кузьмин лепщиком. Помнит, как в пустом, опаленном, испоганенном нерусскими надписями Лицее вдруг стало снова чисто и светло, как открылись комнатки Пушкина и его друзей, как восстановили зал, в котором маленький поэт читал стихи старику Державину.

А кругом в Ленинграде все было интересно, даже работа по вечерам. А для денег выступал паренек... на сцене знаменитого театра оперы и балета. В пропуске было написано гордо «артист миманса», а на самом деле — статист, два раза пробеги по сцене, один раз подними вместе с толпой руки, один раз поклонись...

Но самое главное — стихи.

Свои стихи! И наконец вая публикация —

пер-

в газете.

Встал в шесть утра вместе с воробьями, толокся у газетного киоска, ждал, когда привезут. Привезли, до того растерялся, что купил только одну. Газетка-то маленькая, местная, в пол обычного формата. Пачку бы купить, раздарить, матери послать, бабушке...

Ну, а дальше пошло еще труднее: мастер, строитель, инженер и писатель. Что делать, за что хвататься в первую очередь? Тут работа и там работа. И каждая такая, что весь выложись.

Когда пришлось выбирать, выбрал — писательство.

...Как-то на палубе траулера в Тихом океане, когда был еще моряком, я видел вытащенную из воды макрель-корифену. Окраска ее была радужной: все семь цветов, смешиваясь, светили из глубины толстой, про-

38