Костёр 1982-08, страница 31карандашом помечена высота над уровнем моря «1150 метров». Василий первым скинул рюкзак, Отдыхаем! Я узнал, что на такую ель он лазал по просьбе одного ученого из Ивано-Франков-ска — за семенами. Закинул крючья на макушку и по веревке полез. Ель качается, коленки дрожат, но большой полиэтиленовый мешок семенами наполнил. В другой раз ночью выводил того же ученого и пятерых студентов из лесу. Темень — глаз выколи, а все-таки вывел. Теперь я понял, почему директор не хотел отпускать нас в горы без Саса. Уже сходились сумерки. Стеной стояли вдоль тропы мрачноватые карпатские ели с чуть вздернутыми нижними ветвями. И вдруг перед нами открылась поляна. Пологим травянистым склоном тропа заспешила к жилью. Приют Брецкул на высоте 1450 метров — несколько домишек и забранный жердями загон для скота — огласился лаем презлой собачонки. Она едва нас не перекусала! Здешний сторож Петр Иванович Да-нюк, даже и не пытаясь ее унять, сразу пригласил нас в дом. Потрескивали дрова в печи. Из рюкзаков мои спутники достали разную снедь: сало, яйца, чищеные луковицы, жесткие закарпатские яблочки. На столе появился крепкий, заваренный дедом чай. День, начавшийся для меня на берегу Тиссы, тихо догорал высоко в горах, в Брецкуле. Нас троих сдружил этот хмурый осенний день — у нас была общая цель и одна тропа за плечами. Комнатка деда была крохотной, и ночевать мы устроились на нарах, в студеной комнате приюта. Зато каждому дед выдал по четыре одеяла и три спальных мешка и керосиновую лампу. Теперь не пропадем! Я попросил Василия рассказать, как лесная охрана «воюет» с браконьерами. — Разные бывают браконьеры, — вздохнул он. — Когда чужой дядя в лес забрался, 26 его легче за руку схватить. Местные набедокурят — к ним подход особый. — К примеру, был такой случай. Парень из нашего села попался с удочкой на потоке. Как положено, заплатил штраф, обещал, что исправится. Однажды еду на мотоцикле, смотрю: он снова с удочкой шагает. Я для вида «уехал», сам бросил машину в кустах и подкрался к его укрытию. Что вы думаете? Ловит! — Опять оштрафовали? — Честно сказать, еще и выкупал! — Ничего себе, воспитатель- О ныи подход... — Зато больше не браконьерит... А вот в Малой Угольке другой подход нашли. Село стоит в заповедном буковом лесу. Там кто зайца подстрелит, кто вязанку хвороста соберет. Не со зла — по привычке. Тогда решили организовать в селе школьное лесничество. Сшили ребятам форму, несут дозор в лесу и на реке. Родители, глядя на них, и перевоспитались. Заснули мы лишь под утро. Разбудили нас дедовские петухи. Небо голубело, солнце, поднявшись над гребенкой гор, сияло ослепительно. Умываться, и в путь, на Говерлу! Мы миновали полонину, изрытую кабанами в поисках лакомств — луковиц, кореньев. Следующая остановка была на высоте 1600 метров, у размеченной колышками площад ки. Мой первый лес, — сказал Василий и солидно откашлялся. — Бук, пихта, ель. Посадки 1970 года. Смешанный лес? Тут росли малютки-елочки, не выше колена, и ничего другого. Бук и пихта не прижились. Но вины Василия в этом не было. Ведь опытные посадки сделаны как раз на верхней границе произрастания леса. Выше — иной пояс растительности, где изогнутые ветром прижимались к земле заросли горной сосны, зеленой ольхи, сибирского можжевельника. Поднявшись на этот «этаж», мы долго петляли по тропинке среди чахлого кустарника. Забрели даже в небольшое болотце. И наконец оседлали хребет, тянувшийся к Говерле. Тут пришлось карабкаться по камням и жухлой, посеребренной инеем траве. Торопясь, я скользил и спотыкался и вскоре начал отставать. Василий замедлил шаги, подозвал меня: — Видите? — Ну, вижу. — В лунке среди камней пробивался крохотный ключ. Чашка с водой, едва переливавшейся через край. — Начало реки Прут! — Чуть ниже к струйке из «чашки» присоединялись еще две. Вместе они исчезали за отко- 9 сом. Никогда бы не подумал, что по другую сторону Карпат набравший силу ручеек срывается могучим водопадом. Становится потоком, шумливым и своенравным. Но скоро сам в этом убедился. А пока Сас и Лазуткин по очереди прильнули к роднику, ополоснули разгоряченные лица, и я — за ними. — Сладко? Нигде на такой высоте живои воды не найдете. ...На вершине Говерлы лежал чистый нетронутый снег. Он не таял даже под яркими лучами. Мы с Василием подошли к самому краю. — Вон те светлые пятнышки в долине мое село, задум чиво сказал он. — Крыши блестят. Я там родился, и мои родители, и их родители. Дед у меня лесовод, дядя лесничий. Вот и я пошел по их стопам... — А когда вы впервые поднялись на эту гору? — Семь лет мне было, — откликнулся Василий. — Отец сказал: привыкаи, мол, сынок, подрастешь — отыщешь клады гуцульского атамана Олексы Довбуша, что, по преданию, в Черногорском массиве спрятаны. Шутил, конечно. Вот они, те клады, — Василий повел рукой, — нам завещаны. С высокой точки—2061 метр — смотрели мы на заповедные карпатские клады: горы, леса и полонины. Аркадий СОСНОВ Рисунок В. Лебедева |