Костёр 1983-02, страница 23

шш

Небольшой поселок на берегу реки Луги. Тихая, заросшая кустами малины улочка. Маленький дом с верандой. Светлые, с белыми занавесками, окна. В саду возле дома — пожилая женщина. То ли сажает, то ли окучивает.

Открываю калитку, подхожу ближе!

— Здесь

живет

Галина

Алексеевна?

— Здесь.

— А можно ее увидеть?

— Это я...

И сразу бросились в глаза по-крестьянски широкие, узловатые руки, добрая застенчивая улыбка и эти седые пряди, выбившиеся из-под платка.

Весной сорок первого года она закончила - пятый класс. Домой из школы принесла похвальный лист. А через три месяца не было уже ни дома, ни школы. На околице сгоревшей деревни стояли танки со свастикой. За мостом хлопали выстрелы: там у придорожной канавы расстреливали раненых красноармейцев. Толстый фашист в очках ходил по саду с наволочкой и рвал яблоки. Мать подбежала к нему, закричала:

— Ты их сажал? Ты выращивал?

Отец, опустив голову, сидел на скамейке. Он был инвалидом еще с гражданской. А брат сказал: «Ну, гады, это вам припомнится!» И ушел в партизаны.

11-я Волховская партизанская бригада собирала свои силы в лесах за Черной речкой. Бригаде нужен был связной в Толмачево. Брат предложил:

— Сестренка у меня там живет. Боевая..:

И вот ночью она идет к Черной речке. Высоко над полем— звезды и белая, с одного бока чуть срезанная луна. Впереди жутко и радостно темнел лес: там брат, там партизаны. Вдруг где-то рядом затрещали сучья. Неужто немцы? Вздрогнув, затаила дыхание. А треск ближе, ближе. В двух шагах от девочки на тропинку выскочил лосенок.

А в другой раз, возвращаясь из леса, она увидела, как со стороны деревни • к лесной опушке по полю идут фашисты. Передернув затвор автомата, брат крикнул:

— Назад! Беги назад!

Но бежать назад было поздно. И Галя спряталась за деревом, единственным деревом,

которое оказалось поблизости. Услышав крик и сухое щелканье затвора, враги остановились и... повернули обратно: не решились идти в ночной лес.

С тех пор до Черной речки Галю провожала мать...

— Два года я была связной, —* вспоминает Галина Алексеевна. — Часовых обманывала, засады обходила. Но выдал меня предатель. Схватили, повезли в гестапо, а я думаю: «Ничего себе, четверых конвоиров приставили!» В гестапо я ничего не сказала. И отправили меня в Германию, в лагерь смерти Равенсбрюк. Там остригли, выдали полосатую одежду, старые деревянные колодки. Имени у меня уже не было. Был номер 28313. Мы работали в каменоломнях, носили камни, обтесывали, мостили дороги. Но, что бы я ни делала, я все время чувствовала, как за спиной дымят трубы крематория. И однажды ночью нас неожиданно подняли и да-то повели. Мы думали — на расстрел и потихоньку прощались друг с другом. Нас привели на станцию. Оказалось, в другой концлагерь едем — Эрувиль...

19