Костёр 1983-09, страница 9

там зерна,

из-за прошлогодних двоек по рус

скому языку. «Больше двух держать не разрешаю,— сказал отец,—лучше пусть будет двойка по голубям, чем в табеле».

Руслан вздохнул: на зиму придется расставаться либо со старыми, либо с молодыми. А впрочем, может, еще удастся уговорить отца. Надо только выбрать подходящий момент, когда отец в хорошем настроении. Руслан давно придумал, что надо сказать. А сказать надо так: уход одинаковый— что за одной парой, что за двумя. Неужто не поймет? И еще надо, конечно, пообещать, что двоек в табеле больше не будет. Вот тогда... Ну а мать уговорить можно всегда, только бы она не подзуживала отца.

Он открыл дверцу клетки и хлопками ладошей выгнал птиц наружу. Шумно трепеща крыльями, засидевшиеся голуби взмыли над крышей. Быстро, круг за кругом, набрали высоту и вскоре растаяли в белесой просини неба. «Ушли в точку» — говорят в таких случаях голубятники. На всей улице только у него, Руслана, голуби поднимаются на такую высоту — еле-еле их видно. И вот с такими голубями расставаться, отдать их в чужие руки?!

Он вычистил клетку, сменил воду. Спустился в сарай за мешочком с кормом. Чеграши то ли увидели со своей высоты эти приготовления, то ли просто-напросто были голодны. Когда Руслан вновь залез в голубятню, послышался характерный свист крыльев. Старые без опаски подлетели к Руслану и уселись один на плечо, другой на голову. Острыми коготками голуби впивались в кожу и ерзали, стараясь удержаться. Руслан боялся пошевелиться, терпел. Он сидел на корточках в неудобной позе, ноги вскоре замлели. И когда сидеть так стало совсем уж невмоготу, он осторожно протянул руку к мешочку с пшеницей, бросил горсть зерен в кормушку.

Голубка слетела сразу и стала быстро клевать. Голубь тоже слетел, но не подошел к кормушке, а стал прохаживаться перед Русланом и ворковать, пригибаясь книзу, словно кланяясь, и раздувая отливавший перламутром зоб. Похоже было: он благодарит за угощение.

— Ладно уж, иди, — Руслан подтолкнул голубя к кормушке. Тот вспорхнул, перелетел дальше, но к корму не притронулся и снова заворковал. «Ждет, когда слетят молодые», — догадался Руслан. И эта отцовская заботливость поразила его. Вот ведь как: сам, небось, голодный, а к корму не притрагивается, пока свою семью не накормит!.. В носу у Руслана защекотало при мысли, что эту дружную семью, если не удастся уговорить отца, придется разлучить.

— Гуля, гуля, гуля! — поманил он молодых, которые сидели на крыше, не решаясь залететь в голубятню. Старый голубь тоже призывно и неустанно ворковал. Молодые, несмело перепархивая с места на место, приблизились к голубятне, потом сели на порог дверцы. Руслан замер, чтобы не спугнуть. Медленным, очень плавным движением он протянул руку с зерном к кормуш-ке'и осторожно стал сыпать: зерна частым дождем застучали по доскам. Птенцы, пугливо ози

раясь на Руслана, подскакивали к кормушке, склевывали два-три зерна с краю и снова отбегали прочь. Старый голубь, сердито приворковывая, гонялся за ними, подталкивал к кормушке.

Когда Руслан осторожно вылез из голубятни и прикрыл за собой дверцу, птицы дробно и торопко застучали клювами о доски.

Пришел на обеденный перерыв отец.

— Пап, а пап!.. — сказал Руслан и сам удивился, как напряженно звучал его голос. — А я решил со старой парой голубей и молодых оставить, чтобы не разлучать их...

«Я решил» — вылетело у него неожиданно, случайно. Получилось как-то по-взрослому. Словно он не просил, а просто ставил в известность родителей о своем решении. Отец допил молоко, отодвинул от себя стакан и полез в карман за сигаретами. В глазах у него светился интерес. Мать положила на край тарелки ложку, вытерла полотенцем губы, готовясь, судя по всему, высказать насчет голубей свою точку зрения. И Руслан, чтобы опередить ее, торопливо заговорил, обращаясь к отцу. О том, что уход хоть за одной парой, хоть за двумя одинаков. Что корму для них нужно самую малость. Что двоек по русскому языку он больше получать не будет. Что другие мальчики и по десять голубей держат, а у него только четыре...

— Мало ли что у других! — вступила в сражение мать.—Другие, может, штанов не рвут, а на тебя не наготовишься. Вон ешь, знай!.. А то ишь, моду завели: «Мам, дай полтину!..» А тоже, дура старая, думала на дело — на книжки, на кино. А оно вона — на корм голубям. Да еще у курей пшеницу таскает!.. Отвяжись ты от них, сынок. Уж лучше бы кроликов завел—там хоть польза. А от голубей — какой прок? Только крышу на сарае загадили...

— А тебе жалко, да-а? — плаксиво завел Руслан. — Крыши жалко? Ее дождем смоет. А куры твоц весь двор загадили, так это ничего?..

— Мне головы твоей жалко, — сказала мать.— Сверзишься со своей голубятни — калекой на всю жизнь станешь.

У нашего бухгалтера,

встрял в разговор

отец, и Руслан сразу притих, весь насторожившись, — альбомы есть, штук шесть, толстые такие. Он туда марки наклеивает. Как поступит в бухгалтерию письмо какое-нибудь с интересной маркой, он ее отклеит осторожненько — ив альбом. И в городе в магазине покупает разные марки. Это, говорит, хобби мое такое... Вот ведь, взрослый человек, а занимается детскими забавами. А другой, я его знаю, на заводе инженером работает, так тот старинные замки собирает. Тоже, значит, хобби свое справляет...

— А твое хобби, — перебила мать, — выпить с приятелями!

Отец слегка нахмурился, но продолжал дальше:

— Голуби — оно, конечно, вроде бы и ни к чему. Да ведь если душа к ним лежит, почему бы и нет! Птица хоть и бесполезная, зато красивая, это верно. Я вот что думаю, — обратился он к

7