Костёр 1983-11, страница 26

выгравирован табельный номер. С этого момента здесь, «на-гора», будет известно, что мы находимся в шахте.

Под землю ведет вертикальный спуск, по-горняцки «ствол». Глубина его на шахте имени Ленина более километра. Однако идти пешком не придется. Спуск и подъем производится подъемной машиной. Ее толстые стальные канаты рассчитаны так, что для * подъема и спуска клети хва

тило бы одного, но для на-⁽ дежности их ставят четыре.

Клети здесь трехъярусные. ■ В каждом могут одновремен

но поместиться до 25 человек.

Встаем в клеть.

Прозвучали звонки — посадка закончилась. Клеть дрогнула. Плавно и легко устремляется вниз. Звуки стихают, словно уплывают куда-то, не находя опоры в пространстве. Или так кажется потому, что их уносит движение воздуха? Ведь через ствол происходит вентиляция шахты. Воздушный поток туго ударяет в лицо, но он не шумит, а просто движется нам навстречу... С непривычки закладывает уши, но неприятное ощущение вскоре проходит.

Двух минут не прошло, а мы уже на глубине 750 метров. Здесь выходят те, кто работает на этом горизонте, остальные продолжают спуск.

Выходим на околоствольный двор. Он ярко освещен огнями. Рассаживаемся в пасса

жирские вагонетки, машинист электровоза бьет в колокол и везет смену к забоям.

Впечатление такое, словно находишься в тоннеле метрополитена, с той разницей, что вместо платформ по сторонам мелькают отходящие в темноту пространства боковые подземные выработки.

Возле одной из них останавливаемся.

— Это групповой штрек № 108, — поясняет Валерий Захаров, мастер участка. Он молод, но уже успел поработать в шахте и знает каждую выработку. Был рабочим очистного забоя, крепильщиком. После окончания горного техникума стал мастером, горным нормировщиком.

— К угольку подобраться непросто. Пласты угля у нас на шахте небольшой мощности, толщина их до полутора метров, да и залегают они под большим углом к горизонту. На таких пластах сложно использовать угольные комбайны, но все-таки мы их применяем.

Знакомлюсь с бригадой. Молодой шахтер крепко жмет руку.

— Кучеренко.

Подхожу к другому.

— Кучеренко, — называет он себя.

Лица у них в угле, может, я дважды знакомился с одним и тем же? Но третий шахтер тоже говорит:

— Кучеренко.

в.

Я запутался. Пошел к бригадиру. И поразился еще больше:

— Кучеренко, — сказал он.

— Вы родственники?

— Правильно, — сказал бригадир Виталий Филиппович, — шахтерская профессия в нашей семье потомственная. Отец мой тоже работал шахтером, сам я на шахте уже 35 лет, а теперь вот и сыновья выросли — Владимир, Виталий и Валерий.

По подземным галереям мы вышли в верхний штрек, затем вошли в лаву. В лаве — узком коридоре, пол и потолок убегают вверх почти отвесно. На крутых угольных пластах, где, казалось, о машинной добыче и думать нечего, стоит узкозахватный горный комбайн.

— Заводи! — раздалась команда.

Взревел мотор, и комбайн полез в гору. Машина двигалась со скоростью один метр в минуту, лаву длиной в 120 метров она проходила за полтора-два часа. Каждая полоска давала 200 тонн угля.

На-гора мы поднялись, когда над Горловкой уже плыли вечерние сумерки. У шахтного здания, освещенного огнями, высился памятник В. И. Ленину. С территории шахты медленно выходит поезд — платформы, груженные углем. Шахтеры крепко держат слово, данное Ленину шестьдесят лет назад.