Костёр 1984-04, страница 33

Костёр 1984-04, страница 33

Оформление Т. Панкевич

Апрель — пора вешнего солнца. В апреле, как в народе гово-рят, вода — с гор, а рыбы — со стану...

Глядь, и птицы перелетные тут как тут. Дятлы играют на барабане — стукотят — долбят носом сухостоины. И скворцы домики оглядывают. Грачи у своих гнезд закаркали басом: «Кар-карр...»

Трясогузка-ледоломка семенит ножками по бережку, покачивает длинным хвостиком. Говорят, что это она хвостом-то лед на реке и ломает...

Из берлоги вышел медведь. Из нор повылезли барсуки. Голодные, худые. На грязи или на оставшемся в тени сугробе — встречаешь их когтистые следы... Со всех сторон слышится бормотание косачей. Первые пчелы вылетают на первые цветки. Первые бабочки порхают на солнце. Весна идет, весна...

ЖИВАЯ ВОДА

Н. СЛАДКОВ

Главное в этом ущелье — родник. Родник — его сердце. Бьется оно — и ущелье живет...

Вода текучими лентами блестит по нагретой скале. Из трещин свисают травинки, во впадинах прилепились плюшевые подушечки изумрудного мха. Весь мох в россыпях сверкающих капель.

К роднику не птицы летят, а загадки! Сперва лопот крылышек и щебетанье — это загадки для уха. Вот полдюжины незнакомых птичек сидят и... мяукают! Кланяются: нос в небо, нос в небо, нос в воду — нос в небо. Глазам не верю — это же снегири! Но не наши, северные, красногрудые, а южные — пустынные снегири. Ког-да-нибудь слышали о таких? Или, хотя бы, видели на картинке? Птички редкие и немного таинственные. И я бы, наверное, не увидел их, если бы не этот родник!

Тихо и молча прилетели овсянки скалистые. Красные носики, красные лапки, на глазах очки с белыми ободками. Осторожно попили, неуверенно поплескались — как пугливые девчонки в незнакомом пруду. И улетели.

А на кусты обрушился вихрь! Или ливень? Кусты забились, задергались, замотались — над головой лопотало и щебетало! Кусты бились и трепыхались, как птица, накрытая сетью. Розовые скворцы! Розовая птичья волна накатилась, захлестнула и утопила кусты. Вижу снизу торопливые багряные лапки, розовые атласные

животы; птичий гомон барабанит в уши. Птичий базар!

Чечевичник пьет неторопливо и заеда'ет родниковую воду... глиной! Родник для него еще и аптека: птичка укрепляет здоровье целебной глиной. Я попробовал глину — гадость, вроде оконной замазки. Но чечевичник клевал ее и довольно мурлыкал...

Медлительные жуки-бронзо-вики ворочаются, вгрызаются в сочный стебель. С помощью стебля они добывают воду из-под земли. Стебель для них качает воду — как насос!

Чернолобый сорокопут пролетел с жуком в клюве — для него жук воду добыл. Так и путешествует капля воды. Дождинка упала из облака и впиталась в землю. Из земли ее корни высосали и напоили стебель. Из стебля ее жук добыл, из жука — сорокопут. Кому-то теперь попадет дождинка? Или просто испарится с горячим дыханием сорокопута? Поднимется в облака, чтобы с ливнем снова упасть на землю? Просочится сквозь трещины скал, капнет в родник, а из родника сорокопутову дождинку высосет бражник или оса. И все начнется сначала.

Встань на колени, подцепи воду ладонью. Вода и в облаках витала и хлестала дождем, замерзала ледышками. Тысячи живых существ породнила она с землей и небом. Пти-цы у родника пьют воду, которую пили их птичьи прабабушки и будут пить их праправнуки. Вечно живая вода!