Костёр 1984-04, страница 9

в одном из цехов горит свет. Непорядок. Он — к воротам. Но дорогу преградил вахтер: «Туды нельзя!» Королев рассердился: «А мне «туды» надо!» Тогда вахтер устроил ему от ворот поворот, да еще в спину пустил: «Ходят тут всякие, когда начальства нет...»

Зная Сергея Павловича, убежден, в ту минуту он буквально кипел от обиды. Но Королев на следующий день подписал приказ, в котором за образцовое выполнение своих обязанностей вахтеру была объявлена благодарность. Благодаря этому приказу история получила огласку, а слова «туды нельзя» вошли в обиход

жителей Звездного.

— И все-таки в некоторых

воспоминаниях о Главном конструкторе говорится, что он был порой резковат...

— Верно, бывал и резковат, но всегда справедлив. Взять хотя бы такой случай. Вы, наверное, обратили внимание на табличку в проходной, что на территории не курят. Так вот, однажды Королев встретил одного нашего товарища с папиросой. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте, Сергей Павлович!»— «Вы знаете, что тут не курят?» — «Знаю, но у меня обеденный перерыв». — «Хорошо. Идите к своему руководителю и скажите, что я вас уволил».

Конечно, побежали к Королеву защитники: «Сергей Павлович, его нельзя увольнять!» — «Почему?» — «У него семеро детей!» — «Семеро? — удивился Королев. — Тогда давайте его сюда». Пришел проштрафившийся, вытащил пачку папирос и бросил в урну. (Между прочим, с этого момента он по сей день не курит.) «Слушай, — говорит Королев, — верно, что у тебя семеро детей?» — «Верно. Но моих

только трое, четверо — погибшего брата». Королев только головой покачал: «Молодец!.. Иди, работай...»

Почему я привел этот случай. Мне очень близко одно наблюдение, уже высказанное кем-то о Королеве. Когда Сергея Павловича не стало, его часто вспоминали. Вспоминали многое, все. И как-то само собой выяснилось, что при своем вспыльчивом характере Сергей Павлович ни одному порядочному человеку жизни не испортил и никого куска хлеба не лишил. А вот бездельников, болтунов не терпел. Что было, то было: из песни слова не выкинешь...

— А что еще Вы хотели бы рассказать читателям «Костра»!

— Центром подготовки я руководил девять лет. Был свидетелем и участником многих космических событий. Но стоит ли пересказывать содержание книги? Придет время — ребята сами прочтут и оценят то, что было сделано нашими учеными и космонавтами. Думается, так будет лучше для всех, в том числе и для автора «О Главном и Первом».

— Но, если быть точным, это Ваша вторая книга. Перед этим была «Фронт над землей»...

— Совершенно верно, «Фронт над землей» — книга о войне с фашистами. Не написать ее я просто не мог. И дело тут вот в чем. Я уже говорил, что в 1941 году был тяжело ранен. Снаряд вражеской авиационной пушки разорвался в кабине моего истребителя. Самолет загорелся, мотор заглох. И мне оставалось одно — подороже продать свою жизнь. • Увеличил угол планирования, затем взял ручку управления на себя и бросил машину навстречу атакующим «мессе

рам». Нажал гашетку. И один из пяти фашистских истребителей тут же рухнул на землю. А мой «ястребок» все-таки дотянул до «своей» земли и ударился о снег. От удара меня выбросило из кабины, а машина взорвалась. Сколько лежал на снегу, не помню. Очнулся, видимо, от мороза. Решил добираться до своих. Но как шел по лесу, тоже не помню. Знаю одно, в лесу меня увидели наши радисты. И еще знаю, врачи не поверили радистам, что я мог куда-то идти. Столько было во мне осколков! Но жизнь при разрыве снаряда спасли ордена. Их обломки и кусочки эмали врачи извлекли из груди во время операции. А фигурку воина с ордена Красной Звезды хирург обнаружил под левой лопаткой...

Почему я об этом рассказываю? В 1966 году, то есть через много лет после войны, одна из газет напечатала очерк, в котором рассказывалось, что в том бою я погиб! И эту «опечатку» я не имел права опровергнуть — имена руководителей космической программы тогда в печати не публиковались. А когда это стало возможным, появилась книга «Фронт над землей».

— Николай Федорович, как Вы относитесь к суждению, что сегодня события в космосе стали делом обыденным!

— Время идет, многое меняется. У нас — тоже. Кому было двадцать, стало сорок, кому было сорок, теперь шестьдесят. Это естественно. Но я не спешил бы с такими понятиями, как «обыденность». Человечество, сколько оно существует, осваивает Мировой океан. А в профессии моряка и сегодня остается романтика. Космос же куда больше Мирового океана.

Беседу вел И. ЛИСОЧКИН