Костёр 1984-07, страница 28

хоронили косточки, что остались. Папа наш сказал, что немцы сначала из пулеметов ноги всем любожинцам прострочили, а потом сарай запалили и стояли вокруг, пока крыша не упала.

Тут Бронислава Александровна не выдержала, заплакала. Но быстро утерла слезы и заговорила опять:

— Стали мы с папой жить в Даниловичах. Как увидим, что немцы идут, бежим в лес прятаться. Летом папу схватили фашисты, погнали куда-то. Люди дали нам в торбочку хлеба, огурцов, чтобы папе передали. Только немец сначала меня оттолкнул, потом Машу. Мы упали, заплакали. Папа все шел и оглядывался, тогда немец

ЗАСТАВА

— Только вы не обижайтесь — я вам так скажу: можно

его в спину винтовкои ударил. Угнали его и больше мы папу не видели. Если бы не приемная наша мама — Надежда Иосифовна Козел, поумирали бы мы с голоду. Народ кругом в такой беде жил.

А как пришли наши солдаты, я не видела. Помню, люди на улице говорили, что немцев прогнали. В тот день кто песни пел, такие были, что смеялись, а все больше плакали по мертвым. Уже война когда кончилась, мы узнали, что наш папа

помогал партизанам. Нам даже справку о том дали. И все наше село помогало партизанам. За то его фашисты и спалили.

Вот и весь рассказ. Таким семилетняя девочка запомнила фашизм. Будь это в 43-м году, вряд ли уцелели бы и эти две

свидетельницы. Каратели разработали такие операции по уничтожению людей, что после них никто ничего не может рассказать. Некому.

Село Любожинка лишь одно из 627, сожженных гитлеровцами вместе с жителями. Фашисты намеревались всю Белоруссию превратить в огромный концентрационный лагерь для народов Е|вропы. Предварительно очистив Белоруссию от белорусов.

Звонят колокола памятников над сожженными Хатынями. Каждый должен слышать этот звон, и у каждого — свое эхо, своя память о минувшей войне, своя или своих отцов, дедов...

ходить у самой границы, вот как вы сегодня, чужой пограничный столб увидеть, землю чужую. Но чувство границы — не появится,— говорил мне рядовой Виктор Долгов, собираясь в наряд.— Вот когда с автоматом, подсумком на боку, да еще радиостанция на тебе — и ночью в тревожной группе бегом к месту, о.ткуда сигнал поступил о нарушении... Вот тогда только начнешь понимать.

Рядовой Долгов ушел в оружейную комнату. Взял из пирамиды свой автомат, набил магазины остроклювыми патронами и вышел в' вестибюль заставы. Встал рядом с ефрейтором Александром Сапроновым и младшим сержантом Азатом Талиповым. Еще десять минут назад они были совсем другими. Разыгрывали Сапронова, запрятав его сапожную щетку. Мальчишки, да и только. А вот в строю стояли и слушали приказ выступить на охрану государственной границы уже солдаты. Пограничники. Посуровели лица. Глаза жестче. Шли на ратную службу. Границу охранять.

Когда попал Виктор в Брестскую крепость, увидел: кирпичи, оплавившиеся от фашистских огнемётов. Надписи: «Прощай, Родина», нацарапанные штыком. Кирпич не выдерживал — тек, стены рушились от попадания двухтонных снарядов. А защитники крепости держались. В атаки бросались, полузасыпанные, оглохшие — стреляли.

Тогда застава в цитадели крепости стояла. У Тересполь-ских ворот. А командовал ею лейтенант Кижеватов Андрей Митрофанович. В 3.15 утра 22-го июня 1941 года рухнули на заставе потолки от жесточайшего артобстрела. А едва разрывы смолкли, в Тересполь-ские ворота немцы хлынули. Горланили, из автоматов строчили. Уверены были, что сопротивляться уже некому. Но из

амбразур ворот, из подвалов полетели гранаты. И тут же в рукопашную бросились пограничники. Их вел лейтенант Кижеватов.

Погиб Кижеватов Андрей Митрофанович в неравном бою, защищая крепость. Жену его с детьми фашисты расстреляли. Заставу с землей сравняли.

Пошли дальше вглубь страны, которую так ненавидели. А она выстояла, с силами собравшись, их обратно погнала. И гнала до самого Берлина.

Стоит на новом месте застава, названная именем Героя Советского Союза Кижевато-ва. Навечно зачислен он в ее списки. Несет на границе службу парень из села Киже-ватово — рядовой Виктор Долгов. Не было у него пока задержаний, схваток с нарушителем. Он обычный пограничник.

— Если будет у меня сын,— говорил мне Виктор, провожая,— хорошо бы трактористом стал, как я. Землю пахать, хлеб растить — добрая работа. А доверят' ему земляки на нашей заставе служить, я знаю, какие ему слова сказать.

В. ТЕРЕШКИН

Фото автора