Костёр 1984-10, страница 26
о Ю. КАЛИНИН АЛЕКОЕ СЕНО Никогда не знаешь, где и отчего пронзит тебя воспоминание. Поскрипывает укатанный грузовиками снеж-' ный наст пролеска. Я ходко иду прочь от города. У меня свободный день, и я хочу провести его в лесу. Вокруг темные ели, мраморные стволы берез. Мороз, покой и тишина. Мороз ниже двадцати, но мартовское солнце уже высоко, к полудню температура поднимется, да и меховой полушубок надежно бережет тепло. Я весел и беспечен. Скоро весна. Что может быть лучше этого?! По пути попался оброненный клок сена. Я лихо подпнул его ногой и пошел дальше, когда вдруг шевельнулось что-то в памяти. Шевельнулось остро, до сердечного стука. Пришлось вернуться, поднять сено и поднести его к лицу. Пряный, почти забытый запах, оказался щемяще острым и родным... Я иду из школы по жарминской улице как загипнотизированный. Впереди меня, урча от натуги, тащит бревенчатый волок трактор. Волок по самое небо нагружен свежим, ярким на фоне мартовских ослепительных снегов сеном. Я бегу за этим неправдоподобно реальным сеном и мысленно повторяю про-себя: «Хоть бы упало! Хоть бы упало...» Наша корова Жданка вторые сутки ревет в сарае и жует остатки дворовой метлы. Наша кормилица голодает. И мы будем голодать без ее молока. Вчера мать, плача, сказала, что не будет ждать, когда вернется с линии отец, и позовет стариков резать Жданку на мясо. Слова ее полоснули меня по сердцу. Я знал уже, что скот режут на мясо, даже видел, как это делают. Но то были другие коровы, чужие, не такие родные, как наша Жданка. Наша красавица. В стаде она ходила, гордо подняв голову с похожими на лиру рогами. Сколько хлопот у меня было с ней! То отобьется вечером от стада и забредет в чужой огород, то убежит на луг к Жар-минке, и мы в страхе кличем ее. В страхе потому, что кругом бродят беспощадные степные волки. Чаще всего она откликалась на мой голос. У нас с ней была дружба. Я приходил смотреть, как мать доит Жданку. Звонко бьют о дно пустого ведра первые тугие струи молока. В начале Жданка отдает молоко беспокойно, как бы нехотя, но потом расслабляется и отдает его все до капли. Этому помогает то, что я усердно чешу ей за ушами шею. От удовольствия она расслабляется настолько, что перестает жевать, затихает и только изредка шумно вздыхает. За это я бываю по-царски вознагражден. Закончив дойку, из вспененного ведра мать отливает мне кружку парного молока, и я залпом выпиваю этот теплый, живительный дар. И вот, Жданку хотят зарезать! Мою Жданку! — Хоть бы упало! Хоть бы упало...— молю я кого-то. Сено кончалось у всех, а был еще март. Сено- А \ Г |
