Костёр 1985-03, страница 17

теплого ветра, щекотала лицо и руки. Милка плела венок. Тереша лежал рядом и смотрел, как ловко движутся тонкие Милкины руки.

Благодать лежать, подняв нос к солнцу, и чтобы трава над головою качалась и шелестела тихо, и чтобы тучи плыли по чистому бездонному небу. И на Милку смотреть приятно. Она такая веселая и хорошая, и глаза у нее голубые с крапушками, а ресницы темные и пушистые. И зачем она с Борькой, с этим жирным тюленем, водится...

— Послушай, Милка,— говорит Тереша,— кого ты любишь больше всего на свете?

кабы не она, может, что из меня путное и вышло». Тереша тоже знал, что она всем помешала: у Николая-кузнеца ноги нет, Виктор Петрович, папин знакомый, слепой, но все равно в университете преподает... И ведь можно было и без войны обойтись, дел и без того хватает на земле. Хотя, если поразмыслить, сила дяди Силантия на дело идет — столярное и плотницкое. Сколько он домов поставил, чуть не всему поселку ка-расозерскому. А как красиво наличники оконные да крылечки вырезает — одно загляденье.

— Дядь Сила, а вы не забыли, о чем мы с вами

— Сказал тоже, конечно, маму!

— И я маму, но и отца тоже...— Он хотел сказать, что и она, Милка, ему очень нравится, но заметив серьезный Петькин взгляд, промолчал и покраснел.

— О-о! Работнички! Давно ли ждете? — приветствует дядя Силантий. Он всегда моется по утрам до пояса холодной водой. Бицепсы у него очень крепкие, да и бревна в одиночку громадные ворочает. На его месте другой давно бы чемпионом мира стал, думает Петька, наблюдая, как перекатываются под его кожей мощные мышцы. А он почему-то не хочет. Хотя здесь в Гуслино ни общества, ни штанги нету. Обида! Пропадает зря такая силища, даром что ль его и зовут дядя Сила. Говорили ему, так он заладил, что некогда, да и годы не те. «Война,— говорит,— помешала,

договаривались? — спрашивает Петька и смотрит на Милку гоголем.

— Как же, мужички, как сказано, так тому и быть. Поем и пойдем смотреть лесину, сам-то я вчера присмотрел ее. Подле дороги, у Настасьино-го дома лежит очень подходящий чурбак.

— Поползли, мужички,— он и Милку называет мужичком, даже смешно, как та обиженно хлопает ресницами, но терпит. А может, он так же как и мы ее всерьез просто не принимает, думает Тереша, поспевая следом.

— Ползем, ползем, дядь Сила, мы уж давно ползти хотим,— говорит смеясь Петька.

У Настасьиного дома останавливаются. «Чурбачок» оказался длиной с телеграфный столб. Силантий подмигнул Петьке:

— Вот те, Петя, чурочка... Лиственница!

15