Костёр 1985-03, страница 18

И всем стало весело — «ничего себе чурочка».

Силантий привязал к бревну веревку. Сколько ни пытались вчетвером сдвинуть лесину с места — ничего не вышло. Тогда собрали по деревне всех ребят и вместе поволокли бревно к берегу озера. И самым тягучим — ведь надо же! — оказался толстяк Борька.

— Стойте теперь, в самый раз,— сказал тогда дядя Силантий.— А мне пора...

— Дядь Сила, подскажите, как нам это бревно располовинить, потом уж идите,— попросил Петька.

— Это можно,— отвечает,— в аккурат прорубы надо протесать вдоль лесины, в щели клинья деревянные всадить, с дюжину... А там и забивайте. В самый раз бревно и поползет на две плахи. Показать, как делается?

— Сами мы. Вот топорами бы разжиться, у нас один на всех.

— Тесари вам дам, вы уж всех работников на службу пристройте,—, смеется дядя Силантий.— Трех топоров хватит ли?

Петька отправился за топорами. Тереша с остальными, тем временем, подбивал подпорки под бревно, чтоб не каталось. Скоро и Петька вернулся; убедившись, что они не сидели сложа руки, .он сказал:

— Великое дело мы затеяли. Что ж, мастер,— так он назвал Терешу,— показывай, как работать топором.

Тереша прочертил черту по бревну, вытесал первый клин. А все смотрели на него. Вдоль линии прорубил уголком топора неглубокую щель и вбил туда клин — по стволу поползла тонкая трещина. Петька обрадовался:

— Если так пойдет дело, быстро раскроим, а пока давайте поговорим, кто и что делать будет.

После совещания стали вытесывать клинья. Петька так старался, что сделал больше других, а Милка, пропащее дело, только один, да и то до того тощий, что Петька тут же его и обозвал английским петухом. Милка говорит:

— Топор мне тяжелый достался.

Врет, конечно. Ей самый легонький топор дали, да ладно, пусть, и один клин — польза. Борька вообще не мог ничего путного вытесать, вместо клина получалась у него какая-то деревянная вермишель. Поставили его на другую работу — щепки таскать.

К полудню бревно в последний раз затрещало и разошлось-расшилось на две части. Одна половина — корпус лодки, вторая — на доски, если понадобятся при постройке; надо попросить дядю Силантия разрезать ее на пилораме.

— Перекурим,— говорит Петька. Воображает. Никто не курит, но так дядя Сила всегда говорит, когда хочет немного отдохнуть. Тереша соглашается:

— Давай посидим, отдохнем.

Пришла бабушка Корениха и заставила всех идти на обед. Уходить не хотелось.

— Завтра совсем расклеитесь,— сказала она и тут увидела расшитое бревнище и всплеснула руками.— Ой, господи, помилуй, неужто сами раскололи этаку матёру! Надо подкрепиться теперь, дело пойдет.

После обеда решено было отдохнуть, чтобы со свежими силами взяться за работу. И снова, если б не Милка, проспали. Опять она спасла всех. И все же после обеда кроме троих друзей у лодки никого не оказалось.

— Не по зубам орешек,— заявил Петька, глядя на пустынный берег и сиротливое на песке бревно.

Но к концу дня на берег стали по одному подходить мальчишки. Где-то раздобыли стамески, долота, топоры, и готовы приступить к делу. Петька хотел было не звать но взгляд, брошенный им на громадный чурбак, как бы сам по себе заставил смириться с большой компанией. Ладно, скорей кончим дело. Он командует — и работа кипит. Бревна не видно, столько народу на нем разместилось. Тереша радостно улыбается, глядя, как все, словно дятлы, долбят бревно, копошатся, кричат друг на дружку, языки от усердия повысовывали — службу несут верно. Лодка стоит близ воды — на нее хорошо из озера смотреть. Тереша специально предложил устроить верфь поближе, чтобы потом легче было лодку спускать. Робинзон Крузо целых четыре месяца мастерил лодку, а к морю ее стащить не мог, потому что далеко она стояла от берега и тяжела была. Наша тоже будет не маленькая, размышлял Тереша, но у нас все продумано.

Работали до полной усталости. Последними ушли с берега Тереша и Петька. За полдня удалось выдолбить, нутро дерева на полтора локтя в глубину.

Спали в эту ночь мертвым сном, и Коренихе не пришлось укладывать, сами «повалились без задних ног», как говорила бабушка. Милка тоже, наверно, намучилась здорово, потому что на утро не пришла их будить. И проснулись не в семь, как было решено, а в одиннадцать. К рукам будто гири пудовые подвесили, до того они стали тяжелыми, спину ломает и даже пальцы на руках будто не свои, стакан не удержать с молоком.

— Надергали тело,— улыбается Корениха,— ничего, скоро пройдет, привыкнете...

Окончание следует