Костёр 1985-08, страница 10

Л. ДОРОХОВ

СИЛЬНЫЕ РУКИ

Был в ту пору малышом — первый год в школе учился. Помню, майским вечером подхожу к лесу. Над потемневшим полем в бледно-матовом небе еще висел, трепеща крылышками, звонкоголосый жаворонок, а из ольховой заросли уже доносилась первая соловьиная трель. На противоположном берегу речки мерцали огоньки ребячьих костров, от которых низко по земле стелился горьковатый дымок. Подхожу к зарослям, где-то совсем рядом так звонко, задиристо поет соловей. Присматриваюсь, среди густой листвы впервые вижу соловья — маленькую, серенькую, ничем не приметную птаху. А как поет? В сумерках он комично открывал клювик, напоминавший только что лопнувший стручок сухой акации.

Я уже знал, что соловей поет в вечерней мгле не просто так: где-то вблизи, в укромном гнездышке на земле, сидит его серенькая подружка... Она яйца высиживает, а он развлекает ее, рассказывает, где днем летал, что повидал...

Долго бы слушал, о чем еще рассказывает соловей, если бы вдруг кто-то с кошачьей осторожностью не шевельнул веткой. Из куста показалась маленькая вытянутая головка, похожая на тыковку. Незнакомый мальчишка целился из рогатки прямо в певца.

Одно движение - и оборвется навеки песнь соловья. Умолкнет он, так и не дождавшись своих

маленьких птенцов. Я хотел крикнуть ..... больше

я ничего не мог, но, опередив меня, кто-то сильный выхватил рогатку у мальчишки. Я увидел рядом с собой отца.

Как хорошо, что в природе существуют сильные руки. Как было бы прекрасно, если бы такие вот руки всегда и всюду в нужную минуту приходили на выручку всему прекрасному и беззащитному.

НЕПОВТОРИМОЕ

f

Теплым майским днем шел я лесной дорогой к Сорочьему болотцу и любовался ожившими полянками, темными елями, великанами-соснами. Через их густые макушки клочками просвечивала

небесная синева. С полянок, залитых солнцем, сладко пахло молоденькой травой, а вокруг все гремело от птичьих голосов.

И лес — зеленый-зеленый! Иду, вдыхаю лесную свежесть и думаю. Думаю о весенней радости, о вечном круговороте жизни. А еще высматриваю, что встретит меня за очередным поворотом тропинки.

И вот за одним таким поворотом встретило меня давным-давно минувшее. Детство вспомнилось...

Мама, маленькая, русоволосая, с голубыми, как само небо, глазами, в цветистом ситцевом сарафане идет впереди, а я ковыляю за ней. Дорога широкая, травянистая, а по обочинам — липы, дубы...

— Дубы эти старые, давно засохли. Еще мой дедушка повалил два дуба на дрова.

Незаметно мы вышли на самую отдаленную и глухую в нашем лесу поляну, называемую Курганами. Про эти самые Курганы я наслушался таинственных сказок. Будто бы жили тут в далекие времена разбойники. И теперь мы с мамой вступали как раз на эту поляну. Сердце у меня замерло от страха. Прижимаюсь к матери, а она улыбается:

— Ну, чего испугался? То ж когда было? А теперь смотри: как красиво. Вон речка-невеличка, тоже сказки рассказывает, с деревьями шепчется! А в болотистом, низком месте уйма малины, смородины черной. Ну-ка, давай, одну в крынку, другую в рот. Вот и пойдет у нас дело.

Долго мы собирали тут землянику, а мужики сельские в это время неподалеку траву косили, а скошенную да подсохшую в копны убирали. Время было знойное, пить хотелось, а в речке вода мутная.

Во мху у болотца мама быстро руками разгребла в мягком торфянике небольшую лунку, которая тут же наполнилась кристальной, прохладной и удивительно вкусной водой.

...Отрываюсь от воспоминаний, подхожу к Сорочьему болотцу, лес тут теперь совсем другой. Однако сразу узнаю ров — высокий, полукруглый, по его краю выросли толстые ветвистые березы. Ложусь под ними на траву душистую и под приятный перезвон листвы снова задумываюсь о весне, о вечной жизни природы, вечном ее обновлении. Грустно, что в этом новом лесу со мной вместе не побывала мама. Но зато тут был мой сын. Он тоже спрашивал меня про Курганы, тоже собирал ягоды одну в банку, одну в рот и, как я когда-то, пил из лунки кристально-чистую и очень вкусную воду.

Назови пять птиц

емьонэи 'exaoHHi/ew 'exmXxXx 'nhi^be 'i/ojafn