Костёр 1985-09, страница 30

распространена скверная песня, петь которую для пионеров — стыд!

— И позор! — добавила наша классная — Зоя Николаевна.

— А распространила ее...— Сусанна Борисовна вытянула руку в мою сторону, как будто меня тут кто-нибудь не знал,— Лена Шишкина!

Я встала.

— Где родители? — грозно спросила Сусанна Борисовна.

Я говорю:

— В командировке.

— А бабушка? — спрашивает Зоя Николаевна.

— Я тут,— послышалось из-за двери.

И явилась ОНА!

В каких-то несусветных башмаках со шнурками, н.а поясе — букет фиалок, а под мышкой — бархатная сумочка времен царя Гороха.

— Простите, ваше имя-отчество? — строго спросила Сусанна Борисовна.

— Фаина Петровна,— ответила бабушка.— Фамилия Паскина. Только это по мужу. Тогда-то я Сидельниковой была.

— Это когда же — ТОГДА? — хмуро произнесла Сусанна Борисовна.

— Ну тогда, когда я у Федора Иваныча работала!

— У какого еще Федора Иваныча? — спрашивает Зоя Николаевна.

— Как у какого? — говорит бабушка.— У Шаляпина.

— Вы?! Вы были знакомы с Шаляпиным??? — вскричал учитель пения Евгений Леопольдович.

— Ну конечно,— сказала бабушка и повернулась к нам.— Как раз перед Октябрьской революцией я устроилась работать. Няней. В больницу Святого Павла. Это от Общины Лилового Креста,— как-самой непонятливой, объяснила она Сусанне Борисовне.

— И там, в Общине, мне разрешили слушать лекции для медицинских сестер. За это я должна была бесплатно отработать на них два года. Сначала я лечила миллионершу Стахееву. Хотя она ничем не болела. Хандрила Стахеева, вот и все!

— Да, но какое это имеет отношение к делу? — Сусанна Борисовна постучала карандашом по столу, потому что наши радостно завозились.

— А вот какое,— отвечает бабушка.— Второй-то вызов был... к Шаляпину.

— Он что, заболел? — встревожился Евгений Леопольдович.

— Не он, а дети! — сказала бабушка.— Вместе с женой Федора Ивановича — Иолой Игнатьевной — мы дежурили у постели ребят. Вскорости больные поправились. А меня не отпускали. Да и я вижу — люди попались хорошие.

— Голубушка, Фаина Петровна! — Евгений Леопольдович вскочил и кинулся к бабушке.— Други мои! — обратился он к нам.— Вообразите! Эта женщина видела живого Шаляпина! Разго

варивала с ним! Жила в его доме!.. Да вы знаете, какой это был... бас?!!!

— Это он на сцене «бас»,— говорит бабушка.— А дома — нет. Дома другой. Простой. Любезный. Чтоб прикрикнуть на кого из домашних или там обругать — боже сохрани! А на чужих иногда раздражался. Помню какая-то барынька умолила Федора Ивановича послушать ее дочку. Та певицей стать решила. Нарядились обе, нарумянились... А я, значит, из-за занавески подглядываю. Стала эта дама петь. Шаляпин брови насупил и мерит шагами комнату. Когда ария-то кончилась, он вдруг обернулся и сказал: «Знаете, ваш голос ни к черту не годится!» — и вышел.

— Так прямо и сказал: «Ни к черту?» — не поверил Тарабукин.

— А ты как думал? — весело говорит бабушка.

Наши рассмеялись.

— А мы бы все-таки,— вмешалась наконец Сусанна Борисовна,— хотели поговорить о песне! Которую пятый класс «Б» исполнил на смотре.

— Про море грозное? — радостно спрашивает бабушка.

— Именно,— подтвердила Сусанна Борисовна.

— Этой песне Леночку научила я! — гордо сообщила бабушка.— Мы ее давно еще певали.

о Шаляпине, Фаина Петровна, о Шаляпине! — воскликнул Евгений Леопольдович.

— Потом они всей семьей во Владимирскую губернию поехали,— говорит бабушка.— Федор Иваныч и меня с собой звал, да мне пора было в Общину возвращаться.

— А как он вас звал? — вдруг спрашивает

Зоя Николаевна.

— Так и звал: «Сестричкой». На прощанье мне и говорит: «Зря вы уходите, сестричка! Оставались бы лучше с нами...»

Бабушка вздохнула, вынула из сумочки фотографию и протянула ее Евгению Леопольдовичу. •

— ...Автограф Шаляпина! — чуть ли не шепотом проговорил Евгений Леопольдович.— Взгляните!.. Это же он сам... Своей рукой!..

Фотография пошла по партам. Каждый, к кому она попадала, вслух читал: «Ф. Сидельниковой Ф. Шаляпин».

Тарабукин потрогал подпись пальцем и сказал:

— Ого!

— Неужели настоящий? — Сусанна Борисовна удивленно повертела карточку в руках и посмотрела на свет, видно проверила, есть ли на ней водяные знаки.

А Евгений Леопольдович так разволновался, что заглянул к бабушке в сумочку и спросил:

— А еще что-нибудь есть?

— Есть! — сказала бабушка и вытащила пластинку.— Только она старая, на семьдесят восемь...

Евгений Леопольдович включил проигрыватель, осторожно взял у бабушки пластинку, поставил, опустил иглу, и в классе сквозь потрескивание и шорох — раздался голос Шаляпина.