Костёр 1986-04, страница 27
0 КРАСНЫЕКАМНИРАССКАЗ Аркадий MAP Рисунок А. Ивашенцовой Воздушный змей — варак неподвижно стоял в голубой выси, лениво поводя обвисшим хвостом из вдетых друг в друга разноцветных бумажных колец. Казалось, он удивленно рассматривал ровные квадратики виноградников, столетние чинары, с большими, как ляганы для плова, листьями, каменную тушу красной горы Кызыл-таш — ее две зазубренные вершины, похожие на бахрому старой бабушкиной скатерти. По желтому взгорью пылила отара, выбирая среди острых камней старые тропки. А в долине лежал оглушенный июльской жарой маленький кишлак. Кишлак тоже назывался Кызыл-таш, и Ойниса вдруг подумала, то ли люди назвали гору красной, то ли гора дала свое имя кишлаку. — Дедушка, дедушка, — позвала Ойниса. — Пойдем домой! Дедушка сидел на старом валуне и, постанывая, растирал поясницу. — Совсем расклеился, старый черт, — морщась, произнес он. — Пойдем, сейчас пойдем, сердце мое. Зимой дедушке исполнилось семьдесят четыре года, и только недавно Ойниса стала замечать, что вроде бы дедушка изменился. Раньше веселый, любящий поговорить, теперь он подолгу молчал, а когда шел по улице кишлака, то иногда даже не отзывался на приветствия соседей, хотя каждый знает, что когда тебе говорят «ассалому алейкум» — «мир вам», то непременно нужно ответить: «Ваалейкум ассалом» — «и вам мир!» И даже палка, отполированная прикосновением дедушкиных рук, дедушкина палка из твердого-претвердого орехового дерева изменилась! Когда Ойниса внимательно посмотрела на нее, то удивилась. На палке проступила густая сетка морщин. Совсем как у дедушки! — Э-э, — сказал тогда дедушка, грустно улыб нувшись. — Вещи, душа моя, всегда становятся похожи на своих хозяев... — Дедушка, почему гора называется Красной? — Сердце мое, давно это было... Ну хорошо, хорошо, расскажу... Народ говорит, в нашем кишлаке жил искуснейший кулогар-горшечник. Ни сна, ни отдыха, ни ночи, ни дня не знал. Возил с горы камни, растирал из них краски, глазурь, на камышовом пуху замешивал глину, месил ее до кровавых ран на ногах, вертел на гончарном кругу хумы, кумганы, кувшины-овтоба, блюда-ля-ганы, поливал глазурью, выставлял на обжиг. И такая красота выходила из его рук, что даже из дальних мест... — Дедушка, ведь ты тоже красивую посуду обжигаешь! 21 |
