Костёр 1986-04, страница 6

Навстречу не попалось ни одного состава с вагонетками. В забое было тихо, как недавно в вагоне, словно и здесь кто-то резко ударил по тормозам. Не стучали отбойные молотки. Лишь сквозь толщу горной породы время от времени доносился шум проходящего совсем близко поезда метро. Он то смолкал, то возникал опять, значит там, в поездах, снова и снова повторялась уже знакомая картина. А тут, в нескольких метрах от действующего тоннеля, в забое, толпились люди. И по разноцветным каскам было видно, что, кроме проходчиков, здесь собрались мастера, инженеры и даже главный инженер Метростроя.

Пять часов назад в забой ухнула глыба. Многотонный ком старой и прочной как камень, кембрийской глины вывалился навстречу проходчикам. Чтобы отколоть такой вручную, надо не меньше пяти суток. А тут все произошло за минуту. И вот уже шестой час подряд осыпалась глина и падали комья. Трещины в забое появились несколько дней назад, когда поближе стал старый рабочий тоннель. Порода, хоть и крепкая, но, как сказал главный инженер, проснувшаяся после миллионов лет спячки.

— Крепить сразу и быстрее! — предупредил начальник смены.

Это означало, что каждый новый, отвоеванный утолщи кусочек тоннеля надо было тотчас же укреплять стальными подпорками, бревнами, потом побыстрее бетонировать, чтобы не страшен был уже никакой обвал. Но подпорок все-таки не хватило. А те, что были, скрутило тяжестью так, что теперь их только в металлолом сдать.

В минуту обвала забой был пуст. Все случилось во время 10-минутной передышки, обязательной на такой тяжелой работе под землей через каждый час. Так что никому не пришлось шарахаться и лезть на стены. Никого не прижало и не покалечило. Никто даже не успел испугаться, обернувшись на шум. Но за первой глыбой повалились еще и еще. И вот это, наверное, подействовало на людей. Да так подействовало, что за все пять часов до конца вечерней смены никто не шагнул в это мертвое пространство забоя. И напрасно предупреждали по радио машинистов, напрасно тормозили поезда, задерживаясь в тоннеле. И зря волновались пассажиры по дороге домой. Все это понял Лебедев, стоя перед этой пустотой.

, Давно были наготове толстые бревна. Хватало подпорок. Все было под рукой. И за спиной Лебедева уже собралась вся его бригада. Они стояли под бетонной защитой готового тоннеля.

Как раз на границе обвала. Смотрели в изрытый и израненный обвалом забой. Лебедев понимал: одному там, за этой границей, делать нечего. Один в забое не воин. Здесь, в укрытии, он был не один. А там? Там, если шагнуть туда? Он имел время подумать об этом. Ведь за пять часов никто не решился на этот шаг. Значит, не так просто решиться. И минута-другая, на первый взгляд, тут ничего не меняла. Но это только на первый взгляд.

Лебедев совсем не собирался прокручивать в памяти, как кинофильм, прожитую жизнь или что-то еще в этом роде. И о чем он думал, знает только он сам. Потом он мне признался, что в тот момент он, конечно, боролся с собой. Он как бы подбирался к первому шагу. Как, например, это делает прыгун в высоту, когда планка установлена на отметке рекорда. Что-то похожее чувствовал и Лебедев...

Четыре года назад он получил в руки список своей бригады. И, значит, стал бригадиром.

Только бригаду на бумаге не создашь. Ученые говорят, например, что требуется от семи до пятнадцати лет, чтобы получилась надежная бригада. И Лебедев это почувствовал на себе. Через неделю из бригады исчезло два человека. Через ме

4