Костёр 1986-11, страница 35

отсюда!

Отец поворачивается и уходит в дом, а Сашка Мамалыга снова грозит Оле кулаком.

Но Оля уже не обращает внимания на его кулак. Напряженно прислушивается она к тому, что происходит в доме.

— Выгнал? — раздается там голос матери. Мать гремит кастрюлями, готовит обед.

— Чего выгонять-то? — отвечает отец.— Это Ольга Викторовна своих гостей пустила. Эко дело...

И сразу же скрипят пружины. Отец, должно

быть, снова лег на кушетку.

— Да что она, совсем, что ли, ополоумела

девка?! — срывается на крик мать.— Целый огород напустила народу!

И, позабыв поставить кастрюлю, с кастрюлей в руках вылетает на крыльцо.

— А ну! — кричит она.— Марш

Теперь Мамалыга и не пытается сослаться на Олю. Только мелькнули за забором рубашки и все — нет никого поблизости. Мать строго смотрит на Олю.

— Иди в дом! — говорит она. Но разговор на этом не кончен. Посиавив перед Олей тарелку с супом, мать

сердито разглядывает ее.

— Ты чего? — спрашивает она.— Ты чего умом-то своим, девонька, думаешь? Ты чего народу столько в огород напустила?

— Я не пускала...— Оля низко наклонилась над своей тарелкой.

— Так, а отцу что сказала, дрянь ты этакая! — и не сдержавшись, не больно, но как-то очень обидно, мать схватила Олю за ухо.— Чего ж ты ему сказала, что это ты пустила, а?

— Я не говорила...— губы у Оли дрожат.—

Это они сказала, что я пустила...

И слезинка, выкатившись из глаза, падает в тарелку с супом, и от нее разбегаются круги.

Оля не слышит, как скрипит за ее спиной дверь. Она смотрит на кружочки, разбегающиеся в та

релке от ее слезинок, и грустно думает, что ей и не дождаться будет, пока она вырастет, пока пройдут пять или шесть лет, пока она станет взрослой.

— Ты у меня понюнься, понюнься! — угрожающе говорит мать.— Доедай давай суп и иди с Леной играть!

Оля покорно оборачивается и видит стоящую у порога подружку Лену. Под мышкой у Лены такая знакомая Оле папка «Дело». Оля тяжело вздыхает и, проглотив несколько ложек супа, встает и покорно идет следом за подружкой к сараю, где снова она должна играть в больную, где Лена старательно будет писать корявыми буковками в своей папке «Дело»: «У Оли корь и воспаление легких. Есть подозрение на грипп и скарлатину».

И Оля будет смотреть на эти корявые буковки и плакать.

Но пройдет это лето, пожелтеют и осыплются листья с деревьев, и вот уже наступит зима, ветер наметет на огороде синеватые сугробы, опустеет земля и только тонкие прутья малины будут зябко дрожать на студеном ветру. Но ра-

О

стает, веселыми, говорливыми ручеиками сбежит этот снег к реке, снова наступит на земле лето, и так пройдет еще один год, и Оля — она сама не заметит как — превратится в красивую и высокую девушку.

Она поймет это на школьном вечере, когда нескладный и угловатый Сашка Мамалыга, конфузясь, спросит, можно ли ему проводить ее до дому.

Вот тогда и вспомнит Оля свои слезы в тот далекий летний день. Вспомнит и усмехнется своей памяти.

Малины захотелось? — спросит она. К-какой малины? — чуть заикаясь, изумленно вытаращится на нее Мамалыга, и улыбка медленно соскользнет с Олиных губ, и ей вдруг станет досадно и больно оттого, что этот несносный человек не помнит ничего, что он, наверное, сразу позабыл о той истории, которая столько времени мучила ее.

— Ты... Ты,— голос Оли сорвется.— Ты... Ты — злой! Гадкий! Ты так ничего и не понял.

И, повернувшись, побежит она от ошеломленного Мамалыги...

31