Костёр 1987-02, страница 42

— Наташ, никакого оружия и боеприпасов там нет. Сто процентов. Во-первых, солдаты, когда уходили, все забрали, а во-вторых, после войны пацаны так дот обчистили, что там даже стреляной гильзы не осталось. Ни одной, я уверен.

— Слышишь, Коля?! Зачем же тогда копать?!

— Это его дело. Только чтоб двоек не было. Схватишь двойку — до тех пор, пока не исправишь, от рытья свободен. Понял?

Вот и весь разговор. Утром Колька по дороге в школу обнаружил в карманах куртки рабочие рукавицы — отец положил. Вечерами теперь он усердно учил уроки, телевизор не смотрел.

А класс изо всех сил хотел сдружиться, классу ведь шел всего третий месяц. Ребята скидывались, покупали ящик пепси-колы и пирожные; собирались на «сейшн» на квартире у кого-нибудь, конечно, без родителей; врубали маг. Колька опаздывал, потому что до темноты копал и потому что не носил часов. Над ним, отчасти благодаря стараниям Юрика, посмеивались.

— Колястик в детство впал.

— Найдет ржавую пулю и будет в войнушку играть — пиф-паф! Юрик, потанцуем.

Юрик придумал Кольке кличку — Дот. С намеком на то, что Колькины мозги сделаны из того же железобетонного материала. Приклеилась. А Колька не обижался. И после уроков каждый день с ломиком, майонезной банкой и детским совком уходил к доту на холме. К доту, который остановил врага в 41-м, у которого враг топтался два с половиной года, но через который врагу

так и не удалось пройти. За ночь вода набегала в яму. Ломая тонкий ледок, Колька вычерпывал банкой воду. И начинал долбить. Совком выбрасывал каменно-цементную крошку. И опять долбил. Куртку скидывал, а затем и пиджак, оставался в рубашке, и снежинки падали на горячие мокрые плечи.

Ладони без шуток болели, пальцы плохо сжимались. Мама заставляла Кольку парить руки и, пугая гнойным панарицием, смазывала йодом бесчисленные ссадины и сорванные пузыри. Говорила: «Ну дался тебе этот дот. Отец ведь сказал, что внутри там ничего нет. Так что ж тебе нужно, чего ты уперся, как баран? Имей, наконец, мужество признать, что замысел твой глуп, и откажись от него». Колька не отвечал.

Яма медленно, но, все-таки, углублялась. Ежедневно. Несмотря на непрерывные ноябрьские дожди. Дверь постепенно как бы вырастала из земли. К работающему Кольке не подходили ни ребята, ни взрослые — смотрели издали. Даже собаки, которых выгуливали на пустыре хозяева, и те не подбегали близко, в нерешительности останавливались на расстоянии. Колька яростно орудовал ломом. Вверх и с силой вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Глухие удары сливались в один монотонный звук, он постепенно отдалялся, и наступало ощущение плотной, густой тишины. Когда лом врезался в сухое, высекались искры. И Колька слышал, как за железной дверцей строчит пулемет. А иногда оттуда доносились голоса...

38