Костёр 1987-08, страница 33

СТУПЕНЬКИ В НЕБО

БРЭДБЕРИ отрывок из романа «кто-то страшный к нам идет» Рисунок О. Филипенко

Рэй

Ночь пахла так, как будто за городом ветер сметал в барханы мелкий песок древнего Египта. «Странно,— подумал Вилл,— сейчас не до этого, но в голову лезет даже такое: мысли о прахе древнего народа четырехтысячной давности, который разносится по всему миру, и мне грустно, потому что никто ничего не замечает, кроме меня и еще, может, отца, но и мы не говорим об этом друг другу».

Было такое время, что давно пора спать, но они все еще медлили, точно как мальчишки, которые описывают широкие круги, сопротивляясь, сдаваясь с неохотой в плен ночным мыслям. Наступил момент, когда нужно сказать многое, хотя и не все. Пришло время, когда сделаны первые открытия, но не сделаны последние. Они радовались предстоящему разговору, который был очень им нужен. Они чувствовали, что, возможно, откровенность принесет с собой горечь.

И Вилл спросил, наконец, напряженным голосом:

— Папа, я хороший человек?

— Думаю, что хороший. Конечно, хороший.

— А это... это поможет мне, если вдруг станет совсем трудно?

— Поможет.

— Это спасет меня, если мне понадобится помощь? То есть, вдруг вокруг меня плохие люди, ни одного хорошего на сто миль поблизости, как тогда?

— Это поможет.

— Но одной надежды мало, папа!

— Надежда не имеет никакого отношения к твоему телу. Она, прежде всего, для спокойствия духа...

— Папа, но иногда человек так пугается, что даже...

— Что даже теряет и душевное спокойствие? — кивнул отец, у него было взволнованное лицо.

— Папа,— сказал Вилл очень слабым голосом,— а ты хороший человек?

— По отношению к тебе, к маме, да, я стараюсь быть хорошим. Но трудно быть героем в собственных глазах. Я провел наедине с самим собой целую жизнь, Вилл. Мне известно о себе все, что заслуживает внимания...

— И если собрать все в кучу?..

— Результат? Люди приходят, уходят, а я в основном сижу тихо на одном месте, так что у меня все в порядке, да.

— Тогда почему ты несчастливый, папа?

— Лужайка перед домом в... сколько сейчас?., в половине второго ночи... совсем не место заводить философский...

— Я просто хотел знать, вот и все.

Последовало долгое молчание.

Отец взял его за руку, подвел к крыльцу, усадил на ступеньки.

— Хорошо. Мать спит, она не знает, что ты еще на улице, ведешь полуночные беседы. Можем по

28

сидеть немного. Итак, с каких пор ты решил, что быть хорошим означает быть счастливым?

— Я всегда так думал.

— Ну, а с этих пор запомни, что все наоборот. Человек, который выглядит счастливейшим на свете, с самой приятнейшей улыбкой, иногда оказывается самым отъявленным негодяем. Есть улыбки и улыбки; научись отличать черные от светлых. Время от времени мы удовлетворяем свои аппетиты у кормушек, а не у столов. Услышишь человека, который слишком громко восхваляет другого, и задай себе вопрос: уж не от корыта в свинарнике он только что оторвался? Видишь ли, Вилл, быть хорошим — тяжелое бремя, оно давит на человека, а иногда просто ломает. И еще странная вещь, сынок, странная и печальная: ты всегда гоняешь вон там по границе лужайки, а я сижу в библиотеке среди книг, хотя это так, я недавно понял, что ты мудрее, сообразительнее меня, более развит, мне никогда таким не быть...

— Что ты, отец! — сказал Вилл.

— Именно так. Я был бы глупцом, если б не знал, что я глупец. Моя единственная мудрость в этом: ты мудр.

— Смешно,— сказал Вилл после долгого молчания.— Сейчас ты рассказал мне больше, чем я тебе, но я еще подумаю и, может быть, расскажу тебе все за завтраком, хорошо?

— Я буду готов к разговору, если ты решишься.

— Потому что... я хочу, чтобы ты был счастливым, папа.

Он ненавидел слезы, которые выступили у него на глазах.

— У меня все будет хорошо, Вилл.

— Я что угодно сделаю или скажу, чтобы сделать тебя счастливым, обязательно.

— Вилли, Вильям. Просто скажи мне, что я буду жить вечно. Этого будет достаточно.

«Какой у него голос,— подумал Вилл,— я до этого не замечал. Он такого же цвета, что его волосы».

— Папа, послушай, ты будешь жить всегда! Помнишь, ты болел несколько лет назад, да — но это прошло. Ну и что, тебе пятьдесят четыре, ты совсем не старый!..

А потом, словно по команде, оба повернулись к дому. Время прошло, час был поздний, было сказано достаточно, они верно почувствовали, что пора возвращаться.

— Как вышел из дома, той же дорогой и иди обратно,— сказал отец.

Вилл подошел молча и нащупал железную скобу, которая пряталась под шелестящим плющом.

— Папа, пожалуйста, не убирай эти ступеньки, хорошо?

Отец потрогал одну из скоб.

— Когда-нибудь, если устанешь лазить по ним, уберешь их сам.