Костёр 1987-09, страница 23
пали из прочей рухляди. Они уходили вперед, заканчиваясь строгим высоким носом, который упирался в угол амбара, будто рассекал деревянную волну. Петр подобрался ближе. Это была большая старая лодка. Видно, давно она здесь стояла — почернела, рассохлась. И все-таки доски ее были какие-то особенные и пахли удивительно. Петр сразу вспомнил о синем море-окияне. — Что за судно?— спросил он подошедшего Тиммермана. — Бот английский. При больших кораблях держат для езды и возки. На парусах идет не только по ветру, но и супротив — курсом бейдевинд. — Не бывает того,— воскликнул Петр, запрыгивая в лодку.— Разве может судно против ветра идти? — Может, государь,— ответил Тиммерман.— Разум человеческий все одолевает. Петр крепко стоял в боте во весь рост, раздвинув ноги, чуть наклонившись вперед, будто в грудь ему бил сильный ветер. — Гей! Гей! Слышать желаю — есть ли такой человек, что бот починит и ход его покажет! ВТОРОЙ ТИММЕРМАН Жил в Москве столяр по имени Карштен-Брант. Родом он был из Голландии. Служил раньше матросом на кораблях да и сам корабли строил. Его-то и привел Тиммерман к Петру. — Тот ли ты, кто мне нужен?— спросил Петр.— Что делать можешь? — Домы рублю, столы да стулья собираю,— поклонился Карштен-Брант. — А судно морское починишь ли? — Починю,— кивнул Карштен-Брант.— Я ведь тиммерман! Петр даже обежал кругом Карштен-Бранта. — Что говоришь, дурная голова! Есть у меня один Тиммерман, по имени Франц. Гляди — будешь ты плетьми бит как самозванец! — Прости, государь,— вмешался тут Франц.— Не самозванец он, а тиммерман. Не по имени, по делу своему — тиммерман. Так в Голландии называют корабельных плотников. Петр оглядел внимательно обоих тиммерма-нов и улыбнулся.' — Один Тиммерман — хорошо. А два — будут мне корабли строить! УЗКАЯ ВОДА Карштен-Брант быстро починил бот английский. И Петр не только за работой глядел, но и сам помогал — мачту ставил, весла выстругивал, паруса шил. Спустили бот на речку Яузу. Карштен-Брант паруса поднял, и пошел бот, пошел по реке — хоть по ветру, хоть супротив. Петр с товарищами по берегу бегают за ботом — не могут на месте устоять. — Гляди, Гаврюшка! — Гляди, Степка! Против ветра идет! — Лукьяшка, гляди! Курс — бейдевинд! Товарищи Петра — сверстники его, дети дворовых людей, конюхов царских радуются, глядя, как бот идет, мелкую волну рассекает. А Федоска Скляев, парень горячий, уже в реку входит — поглядим, мол, кто быстрее плавает! Ловко Карштен-Брант парусами управляет, а нет-нет — в берег уткнется, тесно на Яузе. Причалил он, и сам Петр с Лукьяшкой Верещагиным и Гаврюшкой Меншиковым в бот сели. Ветер упругий. Паруса трепещут, и сердце замирает. Слушается бот английский Петра. И вдруг — берег под носом. Ну, никакого раздолья! Тесно, узко в речных берегах. — Яуза!— кричит Федоска Скляев.— Не даром имя таково — я узка! — Гей!— отвечает Петр.— Вырвемся мы из этих уз — будем по синему морю-окияну ходить! ПЛЕЩЕЕВО, ОЗЕРО Перевезли бот на Просяной пруд. Да разве это вода — тина да ил. Гуси гогочут. Петр проведал, что есть под городом Переяс-лавлем большое озеро. И пути-то конного от Москвы всего два дня! Отправился поглядеть, что за озеро. Дорога шла холмами и долинами, мимо рощ и полей. И вот с высокой горки открылось вдруг озеро. Плоское, гладкое лежит, и дальний берег не виден. Такое раздолье! И ботик английский маловат — не по ноге он Плещееву озеру. Ветер птичьи крики доносит. Тут и там стаи чаек — белые птицы с розовыми клювами. «Вот бы столько кораблей на воду спустить, сколько птиц здесь,— думает Петр.— Целую флотилию!» Представилось ему сине море-окиян и множество на нем кораблей русских под белыми парусами. Куда хотят, туда идут! Но долго Петр не мечтал. Сразу за дело любил взяться. На речке Трубеж, впадающей в озеро, набили деревянных столбов-свай и начали на них корабли строить. Дело быстро пошло. Были тут и Карштен-Брант, и Франц Тиммерман, и товарищи Петра — Федоска Скляев, Гаврюшка Меншиков, Гришка да Тишка Лукины, Сашка Кикин, Лукьяшка Верещагин. Кто парусами занят, кто по щегольному делу — мачты ставит, кто кривули гнет для корабельного каркаса, кто бревна на доски пилит. Сам Петр работал с утра до вечера — то пила у него в руках, то топор. Вдруг пришло из Москвы письмо. Надо, мол, ехать — принимать посла Персидского. Иначе — обида смертельная! — Вот забота!— огорчился Петр.— Тут веселье плотницкое, а там посол Персидский с обидами... ПриАется ехать. А пути-то — целых два дня! Окончание следует 18 |
