Костёр 1987-11, страница 43ЗА строкой Александр АФАНАСЬЕВ Кто не слышал о Троянском коне — этом символе изощренной хитрости и беспримерного коварства? Наверно, многие знают и историю его происхождения. Давно это было. Шел десятый год осады легендарной Трои. Уставшие, измученные греки готовы были отказаться от дальнейшей борьбы и снять осаду. Но тут Одиссей, умнейший из греков, предложил пойти на хитрость: сделать полого деревянного коня как бы в дар неприступной Трое, посадить в брюхо коня самых храбрых воинов — с тем чтобы они ночью выбрались из него и открыли ворота города. Как задумали — — так и сделали. Оставили греки у ворот Трои гигантского деревянного коня с храбрецами во чреве, а сами отплыли в открытое море, как бы сняв осаду и отправившись по домам. Обрадовались троянцы уходу греков и решили в память о победе поставить деревянного коня в центре города. Долго отговаривали троянцев от задуманного жрец Лаокоон и пророчица Кассандра, но не послушались их троянцы и не послушались будто бы потому, что лишили боги в этот момент жителей Трои разума. Торжественно вкатили они коня в город и заперли ворота. Ночью выбрались из брюха его греки, перебили охрану у ворот и открыли их соплеменникам, к тому времени вернувшимся под стены неприступной Трои. И город после десяти лет безуспешной осады пал. Такова история Троянского коня в том виде, в каком ее сейчас принято рассказы вать. Первое упоминание о коне мы находим у старейшего греческого поэта Гомера. Но вот что любопытно: Гомер в восьмой песне «Одиссеи» пересказывает эту историю как бы скороговоркой, потратив на нее буквально несколько строк, словно в это время сказание о Троянском коне было настолько общеизвестно, что в подробном изложении практически не нуждалось. И действительно, жившие после Гомера античные писатели знали о деревянном коне явно больше того, что о нем говорится в «Одиссее». Исходя из этих обстоятельств, уже давно была высказана и принята всеми гипотеза, что задолго до Гомера существовала самостоятельная песнь — «Песнь о деревянном коне», на которую опирались все античные авторы, писавшие о данном предмете. К сожалению, песнь эта до нас не дошла даже в отрывках и об объеме ее и содержании можно только гадать. Однако проблема первоисточника сказания о Троянском коне — не самая большая тайна в его истории. Гораздо та инственней другое откуда и зачем вообще взялся этот конь под Троей? Мы с вами, дорогой читатель, не столь наивны, чтобы, подобно древним, уверовать, будто боги могли довести до безумия население целого города и оно, не поинтересовавшись содержанием гигантского деревянного сооружения, втащило его зачем-то в Трою. Здесь что-то не так. При этом нельзя утверждать, что сама по себе хитрость, подобная троянской, была новинкой во времена Одиссея. В древнеегипетском рассказе под названием «Взятие Яффы» описан сходный прием: воины спрятались в корзины, якобы наполненные дарами, и, благодаря этой хитрости проникнув в город, захватили его. Так что ничего принципиально нового Одиссей со своим конем не вздумал. Смущает в его уловке другое: зачем упаковке для воинов нужно было придавать форму коня? Могло ли в этом деревянном коне поместиться столько людей, даже если взять минимальную из упоминаемых в источниках цифру (50 человек), не учитывая при этом наиболее фантастические данные (3 тысячи человек)? Кажется, не было никакого смысла делать именно коня, да и впихнуть в его деревянное брюхо 50 человек — задача едва ли по силам при тогдашнем уровне техники. Предложим свою версию того, что произошло под Троей в то легендарное время. И начнем с того, что Троянский конь не мог быть уникальным, единичным изделием, где-то оно должно было быть повторено. И действительно, древнегреческий историк Павсаний, оставивший замечательный труд «Описание Эллады», упоминал в нем, что жители Аргоса, посчитав, что они одержали победу над Спартой, послали в священный центр Греции — Дельфы изображение коня «наподобие (знаменитого) деревянного коня». А в другом месте Павсаний писал, что видел в афинском акрополе медного' «деревянного коня», из утробы которого выглядывали сыновья Тесея. 37
|