Костёр 1988-04, страница 20

Ее зовут Маша Чабурина.

Маша — восьмиклассница, живет в Ленинграде. У нее много друзей и увлечений. Занимается в клубе юных экскурсоводов Дворца пионеров и в школьном драматическом кружке. Она — вице-президент клуба интернациональной дружбы, член совета дружины и редактор газеты, увлекается историей и литературой, любит рисовать и играть на пианино. А еще Маша уже несколько лет ведет дневник. Но это дневник не для себя, а для всех. Читая его, можно многое понять и над многим задуматься.

Несколько страничек из дневника мы решили напечатать.

До отхода поезда — считанные минуты. Входим в вагон и сразу «прилипаем» к окнам. Там, на платформе, наши родители дают нам последние указания.

Поезд уже тронулся, а я все не верю, что через несколько дней буду за границей — в Германской Демократической Республике.

... В Москве я уже не первый раз. И каждый раз мечтала побывать в Мавзолее. Сегодня эта мечта осуществилась. Чем ближе подходим к Мавзолею, тем тише становятся голоса людей, а лица — задумчивей и строже. По гранитным ступеням спускаемся вниз. И вот наконец Траурный Красный зал, звенящая в ушах тишина, почетный караул и Ленин. Шли как во сне, не отрывая от него глаз...

%

...Утро какое-то нервное, суматошное. Снова в руках сумки и чемоданы. И снова — вокзал, где мы садимся в поезд. В тот самый, что довезет нас до Берлина.

Вечером приехали в Брест.

В каждом купе разговоры о таможенном досмотре. Но что это такое, никто толком не знает. Наверное, будут проверять чемоданы.

Но наши вещи пограничников не заинтересовали. Проверили нас по списку и пошли в другой вагон.

Перед самой границей все толпимся у окон, волнуемся. Вот уже видны четыре большие буквы: СССР. Впереди, за ними, река, мост и территория Польши...

Завтракали в вагоне-рестора-не. Кто-то сказал: «Завтрак — в Польше, а обед будет в Берлине». И правда — в два часа дня мы уже были на берлинском вокзале.

По случаю приезда нашего «Поезда дружбы» в Трептов-парке состоялся митинг. С волнением смотрю на знаменитый памятник советскому воину-освободителю. Конечно, я его видела не раз в книгах и на открытках, которые мне присылает Катрин — моя немецкая подруга.

...Проснулась от стука в дверь. Открыла глаза и увидела нашу Кильку (не знаю почему, но это прозвище нашей руководительнице очень даже подходит). «Сколько можно спать? Немедленно вставайте! Это же безобразие!»

Смотрим на нее и ничего не понимаем: у нас в запасе еще уйма времени. Но раз кричит, надо вставать, одеваться. Когда встали, выяснилось: вечером она забыла нас предупредить,

что завтрак будет не в восемь, а без пятнадцати семь.

Гостиница, где мы живем, называется «Эгон Шутц», в честь пограничника, погибшего при охране границы с Западным Берлином.

Первая наша встреча с пио-нерами-тельманцами была во Дворце пионеров. Потом смот

рели концерт художественной самодеятельности. И, конечно, не догадывались, что пройдет еще несколько минут — и мы сами будем выступать.

Дело было так. После концерта хозяева предложили нам пройти на второй этаж. И когда мы туда пришли, нас встретил какой-то странный косматый человек. Он сразу забегал, засуетился. Затем принес отку-да-то ксилофон и предложил одному из нас сыграть на этом инструменте. Когда желающий нашелся, на сцене появились огромный барабан и тарелки. И снова на вопрос: «Кто хочет поиграть?» — быстро нашлись желающие. Короче, не прошло и пяти минут, как у каждого из нас был какой-нибудь неожиданный предмет. У одних — пищалка или колотушка. У других — звонок или трещотка. А у меня в руках оказалась обыкновенная стиральная доска. Играя, мы подняли такой невообразимый шум, что в двери начали заглядывать посторонние.

Наконец наш дирижер (это был руководитель кружка импровизации) поднял руку и попросил тишины: «Все карашо. Очин карашо! Но можна еще лютше». И он стал поочередно играть на каждом из этих инструментов, и каждый из них был по-своему музыкален. Даже «моя» стиральная доска могла быть радостной и печальной, тревожной и задумчивой.

...Сегодня были на смотровой площадке берлинской телебашни. Ее высоту легко запомнить — 365 метров. Столько же, сколько дней в году. Весь город виден как на ладони.

Потом ходили в зоопарк, где кормили травой маленького олененка и никак не могли сосчитать, сколько рыбешек мо

14