Костёр 1988-04, страница 40

— Они такие и есть,— кивнула Наташа.— А попала я сюда знаешь как? Мне, ну как это

«было

неинтересно Ребята в

«каи-

чуваки»? — спраши-

говорится, со сверстниками», классе ничего не читали из того, что читала я, и вообще с ними было не о чем говорить... Ну и потом, у меня с детства было чувство, будто я не такая, как все. Бабушка говорила со мной по-английски, а по пятницам учила хорошим манерам.

Но с бабушкой — это все-таки не дружба, и с родителями тоже, хоть они у меня и очень хорошие. В музыкальной школе я познакомилась с одной девчонкой, тоже акселераткой. И она мне говорит следующую фразу:

— Слушай, пойдем со мной, я тебя в такой дом крутой отведу, к таким кайфовым чувакам.

И я пошла. И там осталась, можно сказать.

— Так кто это были фовые ваю я.

— Хиппи. Знаешь, уже в возрасте, лет от тридцати до пятидесяти. А мне тогда было двенадцать, и училась я в шестом классе. Можешь себе представить мои восторги: меня приняли за свою взрослые люди, слушают меня, о чем бы я ни говорила. Мне показалось, что вот, наконец, я нашла друзей и единомышленников.

Знаешь, мне показалось, что в этом действительно что-то есть — прочесть пару-тройку модных книг, уметь вставить два слова о них, делая умный вид. С чужих, в общем-то, слов. Говорить о значительном, о религии, например. Жили они коммуной то у одних, то у других. Грязные были, хаер месяцами не стиран, ну, голова не мытая, представляешь? Даже вши у них были, они их называли мустангами.

— Натах, ты? — внезапно к нам подскочил низкорослый парень с «нестираным хаером», увешанный украшениями из бисера и кожи.— Я так слышу, прости, вполуха твою телегу. Что-то ты, по-моему, не въезжаешь. Раньше врубная лялька была, а теперь что?

Главного ты не прорюхала, девиз какой: «Разводите цветы и крыс». Он отошел. — Ну что? —

— спросила у меня Наташа.— Вот тебе и хиппи. Приятель мой бывший. Мы же как жили? Утром, к открытию, в «Сайгон». Это летом было, вагон времени. Берем маленький двойной в «Сайгоне», и на «Эльф». На «Эльфе», в садике там, покурить. Опять кофе. Потом покурить у «Сайгона». И так неделями, дни напролет.

Хиппи эти мне, знаешь, к тому времени надоели. И я пошла к панкам. Эти оказались еще противнее. Такие веселые евины без проблем. Уж они-то вообще ничего не читали. Чем занимались? А, мелким хулиганством. Бутылки там бросали из ок-на.. .

Ну вот, а потом я как будто очнулась. Я поняла, что скатилась так низко, что уж дальше некуда. Ну знаешь, как это в книгах пишут — ужас бездны почувствовала. В школе были почти одни двойки. Даже я уж не говорю там по физике, а и по литературе, и по истории.

И чувствовать себя стала отвратно. И родители обо всем

догадались. Ну что ты так смотришь, наркотики я имею в виду, да, да...

— Наташка, ну неужели без этого-то никак нельзя было? —

— Эх,— вздыхает Ната-

ужасаюсь я. — вздыхает

ша,— если б я знала тогда про наше лито...

Словом, из «системы» я сколола сама, волевым усилием. Теперь уж больше года прошло, и ясно—назад не вернусь.

Но я — раз — испортила себе здоровье. А два — это Васька. Маленький мой приятель. Он мне как братик. Васька теперь такой же, как вот эти мальчишки, с которыми ты разговаривала. А был... знаешь какой! Он как-то внутренне всегда чувствовал, что хорошо, что плохо и как поступить. Он потрясающе тактичен. И знаешь, еще Вася так рисовал! А потом я привела его в «Сайгон». И он тут так и остался. Нашел новых корешков, а мы с ним как-то раздружились. Из художественной школы его исключили. Оправданий-то у него хоть отбавляй. Жизнь у Васьки тяжелая. Родители десять лет в ссоре, а в одной квартире живут. Ужас! И сестра у него в параличе, представляешь?

34