Костёр 1989-07, страница 41

Корольков и Якин жили в домике беспамятного старика. Корольков вел себя нормально. Ходил на перевязки. О госпитале и слышать не хотел. Однажды ему приказали отбыть в госпиталь, который находился в Землянске. Он отправился туда. Но ночью тайком вернулся в Ведугу. Трое суток и на улицу не показывался. И потом всем говорил, что его в госпитале осмотрели и не приняли. Вернули обратно.

У Якина ничего не болело. Он сам говорил об этом дедушке. Но огромный синяк во всю спину не проходил. И Якин в основном лежал в комнате на соломе. Даже на посиделки в деревню не бегал. Хотя новую форму уже имел. И сапоги отличные сшили ему. И опять вооружен он был тремя пистолетами. И почти ничего не ел, чем даже Колосова удивлял. Ночью вскинется, закурит и сидит.

— Эх, пропал Пашка без меня! Нет, я без Пашки не жилец... Ох и заплатят мне фрицы за него в первом же бою! Уж я устрою им! Сверну себе башку, но дорого мне заплатят!

— Усни, Василий! — строго говорил дедушка.— Сам майор Печковский тебя в штаб вызывал!

Печковский командовал отделом разведки.

— Знаю,— отвечал Якин.— Я уже отбодался. Я контуженный. Я больной. У меня правая нога отнялась опять.

— Загонят в госпиталь,— пугал его дедушка.

— Пусть попробуют.

— Сходил бы на деревню: там еще гуляют,— подсказывал дедушка.

— Пошли они к чертям, эти гулянки,— отвечал Якин.— Махну завтра в Курск,— начинал он мечтать.— На попутке. Найду штаб фронта. Самого Рокоссовского найду. Он поймет меня. А что ему стоит? Прикажет: найти старшего лейтенанта Никитина! Отправить к нему младшего лейтенанта Якина! — Такие мечты успокаивали его. Стал прежним он, когда благополучно вернулись Никитин и Зобнин.

Жара стояла страшная. Но за день 7 июля корпус совершил стопятидесятикилометровый марш. Под Ливнами поступил в оперативное подчинение

командующего 27-й армией генерала Трофименко. Все кантемировцы ждали, что утром вступят они в сражение. И мы знаем, что Рокоссовский послал офицеров своего штаба встретить армию. Но армию передали Воронежскому фронту. И на следующие сутки, ночью, кантемировцы совершили стокилометровый бросок на юг. Заняли оборону на рубеже реки Псел. У деревни Пены, километрах в двадцати западнее станции Обоянь. Корпус там окопался и затаился. Зачем же его туда направили? Что происходило на Центральном фронте у Рокоссовского и на Воронежском у генерала Ватутина?

У Рокоссовского.

Мы помним: Рокоссовский ожидал, что враг нанесет основной удар на Поныри. Чтоб через эту станцию прорваться к Курску. Но вначале немцы ударили на Ольховатку. Там их задержали. И на рассвете 7 июля немцы обрушили основные силы на Поныри. А этого Рокоссовский и ждал. И потому он рисковал, собрав здесь свои основные силы. Началось такое, что никто потом не мог в книгах описать сражение. Рвались тысячи бомб и мин. Вражеские танки шли стеной. Рокоссовский приказал командующему 16-й воздушной армией ударить по врагу. Здесь впервые были применены ПТАБ (противотанковые авиационные бомбы). В бомбовые отсеки штурмовиков «Ил-2» загружали сразу по 144 штуки таких бомб. Одна только эскадрилья штурмовиков за один заход поражала площадь 22000 квадратных метров. Такие бомбы насквозь прожигали «тигров». И все же ко второй половине дня врагам удалось прорваться к северной окраине Понырей. Но вскоре их выбили. Обычно с темнотой враги прекращали наступление. Но здесь потемки не остановили их. Они бросили на Поныри еще два свежих полка пехоты и 60 «тигров». Но к утру и этот напор был отбит.

К концу третьего дня сражения Рокоссовский ввел в бой все свои фронтовые резервы. А враг опять вводил и вводил свежие силы.

Наступил решительный момент.

Рокоссовский понимал, что враг перебрасывает

СОВЕТСКИ И ТЯЖЕЛЫЙ ТАНК

зз