Костёр 1989-11, страница 31

Мигель напрягся, изменился голос — вот-вот сорвется. А кубинцы на берегу рады — их штурман Мигель сразу стал командовать таким огромным судном!

Я стоял у лееров и видел, как отец наблюдает за отходом в иллюминатор и все время вытирает платком лоб. Конечно, если Мигель ошибется, он мгновенно появится в рубке и исправит ошибку. Но все равно, если что случится с траулером,— отвечать ему. А доверить управление незнакомому штурману — большая смелость.

Нет, не сплоховал Мигель, не растерялся — аккуратно отвел судно от стенки, по всем правилам разошелся со встречным судном, чисто, красиво вышел из порта в океан.

Когда добрались до района промысла — Мигель первым нашел косяк рыбы. Все, кроме отца, сказали — повезло молодому штурману.

Мигель не спорил, повезло так повезло, но факт — самописец на ленте рисует жирный косяк. Поставили трал и подняли на борт первые пять тонн рыбы.

Хороший «почин!

Почти весь экипаж на палубе: первый трал — праздник! Ну, а коль рыба поднята — пора за дело.

Рыбмастер Кращиков обвел палубу расширенными глазами и весело заорал:

— Рыбообработчики — в цех!

И толпа дружно посыпалась по крутому трапу вниз.

Кращиков всегда работал в белых перчатках. А тут он снял их, чтобы подточить нож. На пальцах правой руки у него старая наколка: «Вова». Я видел ее раньше и не обращал внимания, по

думаешь

несмываемые грехи неразумной моло

дости. Но кубинцы, увидев эту наколку, зафыркали и захохотали, показывая друг.другу пальцами на Кращикова, и громко повторяли: -— Боба... Боба...

л

Старый рыбмастер не привык, чтобы \над ним смеялись. Сначала он стал красно-бурым, как свекла. Потом бледным, словно мертвец. Глаза

налились кровью, и тот, в кого, о в- втекал свой взгляд, жесткий, как гвоздь, вдруг давился смехом и замолкал. ^:

Кращиков знал, почему они смеются. «Вова» по-испанСки читается как «Боба» и означает —

«дура»,

Рукава Кращиков закатал по локоть и провел ножом по своей волосатой руке. Все увидели — нож режет волос. И этим ножом он показал на ближайшего кубинца. Тот вздрогнул и испуганно попятился. На его место встал другой — сухой, поджарый, быстрый. Белки глаз его полыхали, и он тоже выхватил из чехла на поясе нож. Они смотрели в зрачки друг другу и дрожали.

— Станем здесь,— показал Кращиков. И они стали рядом у ленты транспортера.

— Рыбу давай! — рявкнул Кращиков.

Матрос открыл задвижку бункера, и на транс

//

портер полились толстые, словно лапти, окуни. Взвыл и набрал бешеную скорость круглый нож — головоруб. Матрос хватал рыб, мгновенно отрубал головы, и по ленте транспортера рыбы поплыли к изготовившимся обработчикам.

Кубинец первым схватил свою рыбу. Один взмах ножа — и живот распорот. Другой взмах — и внутренности вылетели. Ошкеренная рыба полетела в моечную машину. Стремителен, ловок кубинец, нож его мелькает так, что его почти не видно. И всем ясно: он быстрее Кращикова. Все смотрят на кубинца и любуются им. Но странное дело — пока кубинец шкерил десять рыб, Кращиков выпотрошил тринадцать. Все ахнули — как же так? Кубинец растерялся, опустил руки.

— Ты Вова! — внушительно сказал ему Кращиков, и матрос отступил.

Место его тотчас занял другой, не менее решительный матрос. Теперь уже все смотрели на Кращикова. Тот двигал руками без размаха, просто, несуетно, как-то даже медвежевато. Но пока матрос ошкерил десять рыб* у него было уже готово четырнадцать.

— И ты Вова! — внушительно сказал ему Кращиков,.и тот отступил.

Кубинские моряки были возбуждены, как так? Этот неуклюжий дядька обгоняет их — молодых? Они повыхватывали ножи и стеной стали к шке-рочной доске у транспортера.

Теперь уже два матроса стояли на головорубах и едва успевали готовить сырье.

— Рыбу давай! — рявкнул Кращиков.

— Рыбу давай! — хором подхватили моряки. Ножи сверкали безостановочно. И все же пока матросы шкерили десять-двенадцать рыб, мастер успевал четырнадцать.

Тогда один из матросов, видно уже бывалый моряк, протянул Кращикову свой выданный на корабле нож. Кращиков понял и отдал ему свой самодельный.

Все побросали работу.

Звякнул головоруб. Кращиков и матрос одновременно схватили по рыбе. И тут произошло такое, от чего глаза у матросов полезли на лоб. Кращиков одним ударом вспарывал рыбе живот и, хитро выворачивая нож, тупой его стороной выдергивал содержимое. Это было невероятно. Пока ловкий матрос шкерил свои,десять рыб, у мастера уже были готовы восемнадцать!

Его соперник выронил нож и в полной тишине сказал:

— Знаешь... Я — Вова...

Смеялись по-другому, дружно, Кращиков хохотал до слез, а самый худенький из матросов дергал его за руку:

— Ты, я не Вова! Ты меня учит!

Гнутся и потрескивают от напряжения матросские косточки, густо, до приторности пахнет рыбой, гудят моторы, и воздух потрясают одни и те же яростные крики Кращикова:

Рыбу давай!.. Рыбу давай!..

//