Костёр 1990-02, страница 35

да. Ночью, помню, зазвенела сонетка — раньше дверной колокольчик так назывался. Отец пошел открывать. Слышу в коридоре мужские голоса. Оделась, вышла. Увидела трех мужчин в гимнастерках. Один из них, картавый, вдруг сказал отцу: «Вы аг-гестованы. Вот ог-гдег на обыск». Ну, начался обыск. Они книжки листали, белье в комоде верошили, искали что-то. И главное так спокойно, молча. И мы — отец, мама и я тоже молчали. Один раз, помню, когда картавый взял в руки куклу —.отец мне ее привез из командировки... Так вот, взял он ее в руки и начал потрошить (тайник думал, что ли, найти?), а кукла вдруг как будто ожила и сказала: «Мама»...

Нина Сергеевна показала на знакомую фотографию:

Это отец. Он чекистом был. У него даже именной револьвер имелся — в гражданскую получил, за храбрость. Бывало, приезжал из заграничной командировки, много интересного рассказывал — и про испанских республиканцев, и про Гитлера, помню, говорил. И всегда так заканчивал: «Но знай, Нинка: нашу страну враг покорить не сможет, потому что у нас самая сильная в мире Красная Армия!» Я любила отца, гордилась им...

— А дальше что было? — спрашиваю, а сам жду — когда начнет о главном рассказывать?

Ну что дальше. В школе узнали о моей беде, сказали: «Почему скрывала, что твой отец — враг народа?» А я отвечаю: «Он честный человек! Это ошибка». — «Неправда, — говорят, — НКВД честных людей не арестовывает. Подумай, как пионерка должна относиться к врагу народа, сделай выводы — тебе скоро в комсомол вступать!» Тут я и засомневалась. Я ведь верила тогда во все. И хотя в отца тоже верила, стала думать: наверно, он в чем-то виноват. Но в чем? — не знала. Вот и написала письмо главному начальнику. Стыдно вспоминать, но так получилось... Ответа, конечно, не дождалась.

Потому не дождались, — говорю я Нине Сергеевне, — что этот начальник вскоре был арестован и расстрелян. Между прочим, и у него была дочка — ваша ровесница, которая тоже писала тогда письмо в НКВД по поводу своего отца.

— Что вы говорите! — искренне удивилась собеседница. — Надо же — две абсолютно одинаковых истории.

Я пожал плечами. Не хватило духу сказать ей всю правду. Та девочка не отреклась от своего отца, хотя он был самый настоящий преступник палач многих тысяч людей. А Нина Сергеевна дочь честного человека — вела себя иначе и была готова поверить в самое худшее.

На этом наш разговор был окончен. . На столе давно остыл чай, к которому мы так и не притронулись. .

Я вышел на улицу. На вечерней улице радостно кружились снежинки, весело подмигивали огни светофоров. А у меня настроение — хуже не придумаешь. Но почему так бывает в жизни, я не знаю. И, видимо, не знает никто.

Е. ЛУНИН

г - о

Продолжим наш «Мир научной фантастики» рассказом

«Тук» ленинградского писателя Александра Щербакова.

Александр Александрович Щербаков — представитель среднего поколения ленинградских фантастов. Он родился в 1932 году и, как сам утверждает,— «соблазнен прекрасной словесностью с дошкольного возраста».

В фантастике он автор повестей «Змий», «Кандидат-лейтенант», «Сдвиг», «Суд» и ряда рассказов. Его книга «Сдвиг», составленная из повестей «Сдвиг» и «Суд» и изданная ленинградским «Детгизом», в 1983 году была отмечена международной наградой Европейской ассоциации писателей-фантас-тов как лучшая книга года. •

Фантастическая проза А. Щербакова отличается точным, образным языком, полна поэзии и юмора, о чем свидетельствует и публикуемый ныне рассказ, написанный еще в середине семидесятых годов.

А. ШАЛИМОВ

А. ЩЕРБАКОВ

Любой уважающий себя специалист знает про «казус Балаева». Знать-то знает, но объяснить не может. Ничего не ясно. Ясно только мне и только то, что моя фамилия там вообще ни при чем. А чья при чем, я бы и сейчас с удовольствием выяснил.

Было это на программе Синельникова по свободному поведению. Этот Синельников был большой человек, всех знал, все мог. Идея у него была

такая: «Каждый может быть космонавтом!» Он считал, что готовить космонавтов по нескольку лет и зубрить каждый полет до автоматизма в земных условиях — это искажение великой идеи. И что все корабли неправильно конструируют. В них человек по рукам и ногам спутан. А полетов уже десятки в год, обучение чересчур усложнено, программы затягиваются. Корабль должен быть прост в управлении, как велосипед, а космонавт должен, как велосипедист, обходиться минимальными рефлексами. Для определения этих рефлексов ему нужны- были неподготовленные люди.

Я у него был двадцать седьмой.

И когда я, наконец, выстрелился, крутанул стандартный пируэт, получил разрешение и побежал на свой эллипс, мною овладело тихое блаженство.

Я чуть отклонился. Да, так вот. Ушел я за Луну, подраз-огнался от нее, полюбовался, получил с нее пеленг, проконтролировал орбиту, лег в плоскость, нацелил детекторы на Крабовидную, спектры шлепаю, считаю. Сйнельников задает мне свои комбинации, ворочаю мозгами, реагирую,

31