Костёр 1991-01, страница 35

дурацкую курицу и скажи спасибо, что милиционер добрый попался!» — «Добрых ментов не бывает,— презрительно сказал Васька.— Бывают хитрые».— «Что ж я, по-твоему, доброго от хитрого не отличу?» — «А то отличишь! — усмех-

I J J

нулся Васька.— Такую дуру, как ты, облапошить — раз плюнуть!» — «А чего ж он меня тогда отпустил? — не сдавалась я.— Да еще апельсинов дал?» — «Видит — дура, вот и отпустил,— совсем уж непонятно сказал Васька и потребовал: — Рассказывай!» Я рассказала. «И еще он сказал, что воровством прожить нельзя. Что обязательно попадешься. И, по-моему, он очень даже прав».— «Прав, конечно,— неожиданно согласился Васька.— Воры — дрянь! Я бы для себя сроду не стал. Для Жеки только ему мяса надо!» — «А где ты вообще еду берешь? Воруешь?» — «Нет! — вспыхнул Васька, но, подумав, добавил: — Редко. Если уж совсем ничего не подворачивается. А так — по-разному. Когда в буфетах чего остается. Когда Жар-Птица из столовой принесет. А иногда подработать получается. Поднести чего, посторожить... Только мне редко верят — вид больно ненадежный. В прошлом вот месяце плакаты по утрам клеил. За старичка одного. И газеты. Он мне пятнадцать рублей дал. Но погнал. Потому как кто-то его начальству капнул, что он детский труд сплуати-рует. Мой то есть... Бутылки иногда собираю... Но тут мне за старушками не угнаться — они шустрее... Э, да что говорить... Если б не Жека, махнул бы на Север, там документов не надо, были бы руки... А мне на тот год уже пятнадцать будет. Пристроился бы куда-нибудь. На пароход какой, может. А чего? Палубу мыть, убирать, варить чего — это я хоть сейчас сумею. Не веришь?» — «Отчего же не верить — верю! — сказала я и добавила: — Теперь ты рассказывай».— «Чего это?» — подозрительно спросил Васька. «Все! — решительно ответила я.— Кто вы такие? Откуда взялись здесь? Что раньше делали? Что дальше собираетесь делать?» — «Э, погоди, погоди! — засмеялся Васька.— Эк, как шпаришь. Сразу видно — из ментовки пришла». — «Жека — твой брат?» — «Не, мы — инкубаторские». — «Как это?» — «А вот так. Слыхала про такую штуку? Яйца там, а потом цыплята выводятся. Безо всяких там куриц.— Васька указал на сверток у меня в руках.— Вот и мы так». —«Вы — из детского дома?» — догадалась я. «Я ж говорю — из инкубатора!» — подтвердил Васька. Я обдумывала следующий вопрос, но тут из-за сарая показался Жека. Он был бледнее обычного, часто озирался и ступал как-то не совсем уверенно. «Вась,— жалобно сказал он, увидев нас.— Тебя все нет и нет. А я все жду и жду. Боюсь вот». — «Не боись,— усмехнулся Васька.— Все в норме. Курицу вот тебе достал. Правда, сам чуть не попался, да вот Ольга выручила, мента на себя перекинула. А ее — вишь, отпустили». — «А если б тебя поймали, Вась?» — спросил Жека и затрясся, как будто ему было холодно. Я заметила, что на виске у него бьется толстая синяя жилка. «Дак не поймали ж»,— лениво сказал

Васька и, отвернувшись, зевнул. Вдруг я заметила, j

что Жека медленно, как-то странно запрокинув голову, валится набок. Я кинулась к нему, но ]

Васька опередил меня. «Ноги, ноги ему дер- j

жи!» — крикнул он и, наклонившись над Жекой, плотно прижал его к земле. Ничего не понимая и сама трясясь от страха, я держала дергающиеся Жекины ноги до тех пор, пока Васька не тронул меня за плечо: «Все, отпусти!» ]

Сколько прошло времени — минута или час — 1

я не знала. Я тупо глядела на Ваську. «Теперь он спать будет,— устало сказал он.— Я его сейчас отнесу и к тебе выйду. Подожди. Вот спички. Разведи, если сможешь, костер. Надо будет воды согреть, помыть его». Он поднял Жеку и понес, а я все так же тупо смотрела ему вслед, потом вспомнила про костер, набрала щепок, скомкала старую газету..

Вскоре Васька вернулся, принес в котелке воды, молча приладил его над огнем и сел рядом со мной, обхватив руками тощие колени. «Что это с ним, Вась?» — тихо спросила я. «Больной он. Припадочный»,—' объяснил Васька. «Таблетки те, что ты ему даешь...» — «Ну да, от этого самого». — «А что это такое?» — «Эпилепсия. Судорожная готовность». — «Откуда ты знаешь?» — «Я его к врачу водил. Изоврался весь. Папа — алкоголик. Мама — алкоголик. Я — его брат. Он мне и рецепт выписал на лекарство». — «А дальше что?» — «Дальше, он сказал, может по-разному быть. Если будут благоприятные условия, то, мол, может все и кончиться. Если лекарства давать ну и, там, чтоб не нервничал... А может и совсем с ума сойти...»

— «Вась,— я заглянула Ваське в глаза, стараясь угадать, как он отреагирует на мой следующий вопрос.— А может, ему лучше бы в детдом, обратно? Может, его там лечить... и другое...»

— «Нет! — твердо сказал Васька, и я увидела, что он совсем не рассердился.— Нисколько не лучше. Он там совсем рехнется. Да и не оставят его в нашем инкубаторе. Его на следующий год в другой перевели бы — для тех, которые отсталые. А он — ты видела какой. Для него такой перевод — совсем крышка. К тому же он — из отказных... И у него есть пунктик. Врач сказал — навязчивая идея. Что, мол, из этого, из нормального инкубатора мать его еще может забрать. А уж из дефективного — нипочем не заберет...» — «Вась, а что такое «отказной»?» — «Отказной — это те, от кого матери отказываются».

— «А разве бывает такое?» — «Еще как бывает,— грустно сказал Васька.— Обычно в роддоме еще». — «А почему?» — «Ну, это по-разному. Кому попросту ребенок ни на фиг не нужен, кому жить с им негде. Которые боятся, что бросит их, ну тот, который отец...» — «Как же бросит, если ребенок? Наоборот...» — «Всякое бывает, и наоборот, наверное, тоже...» — «А Жека?» — «Жека? Тут не совсем чтоб обычно. Его не в роддоме мать кинула, а потом, когда ему уже года полтора было». — «Почему?» — «Кто знает? Тетка Марфа говорила, болел он, ей с им жить негде, из общаги гонят, денег не плотят. Она из деревни была, лимитчица». — «Ну и ехала бы

30