Пионер 1955-03, страница 62но, сказала Клавдичка, и я увидела, как вся кровь бросилась Лёле в лицо. Она села снова к роялю. Задумалась. По- — Мне больше не хочется играть,— пробежала через залу и от порога поманила меня за собой. Лёлика тётка была вне себя от досады. Она хотела остановить Лёлю, когда та пробегала мимо неё, но, вероятно, поняв, что Лёля её не послушается, обратилась к гостям, прося извинить за неожиданную выходку племянницы. — Не знаю, что с ней случилось сегодня!— сказала она.— Это Клавдия Николаевна её смутила... — Её и надо так смущать,— ответила Клавдичка,—а то ей уже хочется показы- Я посмотрела на лёлиного дядю: он сидел впереди в кресле и разговаривал со старым человеком в мундире, как будто не замечая, что лёлина игра кончилась и она убе- Но и эта выходка Лёли не вызвала ни у кого недовольства. — Талант! — сказал один из гостей.— Ничего не поделаешь! Талант своеволен... Я догнала Лёлю в коридоре. Она стояла у окна, видимо, ожидая меня. — Тебе понравилось, как я сейчас играла?— требовательно спросила она. Я не умела выразить словами, какое впечатление произвела на меня её игра. — Мне больше понравилось, как ты играла, когда я только что пришла. А сейчас... — Это я нарочно так делала. Мне надоело для них играть: каждый раз показывают, как обезьяну какую-нибудь... Лёля была так непохожа на обезьяну, что я рассмеялась, но тотчас же смолкла, увидев крупные слёзы у неё на глазах. — Им всё хорошо! — как-то угрожающе сказала она.— Что бы я ни сыграла, они всё равно похвалят. Они к тётке в гости пришли, ну, и всё хвалят: обед хвалят, тёткино платье хвалят, мою игру. Дядя Толя — важный человек, если его кто-нибудь из них попросит, он может всё сделать. А они знают, что он любит меня, вот и хвалят меня, когда ничего хорошего в моей игре нет. Подлизываются... Она вдруг покраснела и топнула ногой: — А ещё уйдут домой и будут надо мной смеяться! Я же знаю: я, и верно, играла плохо. Мне стыдно так играть, а я всё равно буду так играть, хотят, чтобы была обезья ной, ну, и пусть буду обезьяна...—''Й ойа утёрла рукой глаза. — Хорошо тебе,— сказала она, успокоив- Клавдичкой ещё. А я тут одна... — Но ведь тут тебя все любят. — А я всех их ненавижу. — Кого всех? — Ну, всех! Виташку я, правда, люблю и дядю... А её ненавижу. Наверно, в этом доме в лёлину жизнь входило очень много ненужного ей, и всё это ненужное она соединяла с тёткой. — Всё равно, хоть и любят, мне не хочется тут жить, я хочу к своему папе... И она горячо и порывисто, как всё, что она делала, бросилась мне на шею и заплакала, уткнувшись в моё плечо. — ...Я ...я потому здесь живу, что папа его... и девочек, с которыми я играла. Па- Мы ушли в лёлину комнату и долго сидели, обнявшись, в большом кресле, и Лёля рассказывала мне, как хорошо жили они с папой в деревне, как она каталась с девоч- бегали купаться. Понемногу она развеселилась, и скоро громкий смех её уже снова раздавался в Когда мы уходили, я слышала, как лёлин дядя сказал Клавдичке: — Всё-таки, Клавдия Николаевна, вы видите сами, что каждый ваш визит выбивает её из колеи. Это вредно для неё. Клавдичка покачала головой и прямо взглянула на него: — Трудно сказать, что для неё вреднее. Прощание с Клавдичкой Клавдичка и мама сидели в комнате у стола и разговаривали, а я около окна шила толстой канвовой иголкой платье Марфуше. Тонкая кисейка легко прокалывалась толстой иглой, зато нитка никак не хотела пролезать, и иголку приходилось сильно дёргать. Пальцы у меня заболели, и я отложи- За окном мне были видны длинные, свисавшие с крыши сосульки, толстые в основании и тоненькие в конце. Интересно было смотреть, как по сосульке скатывались капельки воды: они никак не могли оторваться и намерзали внизу. Сначала капелька вся сияла и переливалась радугой на солнце, потом мутнела: её обволакивал тонень 56 |