Пионер 1956-03, страница 15

— Ты где их взял? — спросил я, встревоженный догадкой.

— На базаре,— ответил он гордо_; будто перед ним стояли его прежние товарищи,— Знаете, и бумажник был в моих руках, да отобрал один подлец,— торопился он поделиться с нами.— Стоят два армянина, разговорились, будто век не видались, я и потянул у одного из кармана деньги. Откуда-то подошёл здоровенный мужик, цап меня за руку. «Ты,— говорит,— что делаешь?!» «Молчи,— деньги пополам»,— сказал я. А он отвёл меня в сторону, отобрал деньги и надавал подзатыльников. Я побежал к армянину, свалил всё на мужика, ну и пошла потеха... .

— Для чего ты сделал это, Трофим? — спросил я, не на шутку разозлённый.— Бери часы и пойдём в милицию! Пора кончать с воровством!

— Что вы, в милицию!..— испугался он.— Лучше я найду хозяина и отдам ему, только на базаре бить будут...

Всё же я настоял на своём. В милиции пришлось подробно рассказать о Трофиме. Впервые, слушая свою биографию, он, сам того не заметив, поотрывал на рубашке все пуговицы.

Следователь подробно записал мои показания, допросил Трофима. Случай оказался необычным. Справедливость требовала оставить преступника на свободе, и пока я писал поручительство за него, между следователем и Трофимом произошёл такой разговор:

— Будешь ещё воровством заниматься?

— Не знаю... Хочу бросить, да трудно. С детства привык...

— Ты где до экспедиции проживал?

— В Баку.

— Городской, значит. С кем ты таЛ работал?

— Жил с беспризорниками.

— Ермака знаешь?

Трофим вдруг насторожился, выпрямился и, стис-^> нув зубы, упрямо смотрел поверх следователя куда-то в окно. Пришлось вмешаться в разговор.

— Я ведь сказал вам, что парнишка уже год живёт в экспедиции, вряд ли он что-либо скажет вам о Ермаке.

— Он знает. У них только допытаться нужно...

Следователь вышел из-за стола и, подойдя к Трофиму, испытующе заглянул ему в глаза. Мелкие рябинки на лице Трофима от напряжения заметно побелели. Видимо, он едва сдерживал себя.

—i Молчишь, — значит, знаешь! Говори, где скрывается Ермак! — уже разгневанно допытывался следователь.

Трофим продолжал невозмутимо смотреть в окно. Следователя явно бесило спокойствие парня. Он бросил на пол окурок, размял его сапогом, но, поборов гнев, уже спокойно сказал: — Всё равно найдём Ермака. Он от нас не уйдёт, а тобой надо бы заняться, видно, добрый гусь. Зря вы ручаетесь за него, ведь подведёт, — добавил он, обратившись ко мне.

•— Не подведу, коль в

жизнь пошёл!— ответил за меня Трофим с достоинством и покраснел.

Мы распрощались. Трофим с трудом дотащился до палатки и долго оставался молчаливым.

В 1932 году наша экспедиция вела гео-топографи-ческие работы на курорте Цхалтубо. Я с Трофимом возвращался в Тбилиси. На станции Кутаиси ждали прихода поезда. Трофим оставался у вещей, а я стоял у кассы. Распахнулась дверь, и в зал ожидания, пошатываясь, ввалился мужчина. Окинув мутными глазами помещение, он небрежно кивнул головой носильщику и поставил два тяжёлых чемодана возле Трофима.

— Билет... Батуми!..— пробурчал вошедший, не взглянув на подбежавшего носильщика, и вытащил из левого кармана брюк толстую пачку крупных ассигнаций.

Носильщик ушёл, а мужчина, подозрительно взглянув на Трофима, уселся на чемоданы и стал всовывать деньги обратно в карман. Но это ему не удавалось. Углы кредиток так и остались торчать из кармана. Мужчина был пьян. Он тёр пухлыми руками раскрасневшееся лицо, мотал усатой головой, отбиваясь от наседающей дремоты, нр не устоял и уснул. Вижу, Трофим заволновался, стал подвигаться к спящему всё ближе и ближе, а сам делает вид, что тоже дремлет.

Я бросился к пьяному.

— Гражданин, слышите, гражданин, у вас выпадут деньги!

— Что ты пристаёшь, места тебе нет, что ли? — пробурчал спросонья тот.— Ну и люди!..

— Приберите деньги,— настаивал я.

— А?1 Деньги...— вдруг спохватился он, вскакивая и заталкивая кредитки в карман.

Я повернулся к Трофиму. Он сидеЛ совершенно бледный, с искажённым лицом. Из прикушенной губы сбегали на подбородок одна за другой капельки крови.

— Что же это я делаю? Зачем? — прошептал он, прикрывая лицо ладонями.

Прошло ещё полгода. Трофим прижился у нас, привык к лагерной обстановке, сдружился с людьми. Правда, привыкнув к острым ощущениям, к дерзости, он долго не мирился с затишьем. Но время делало своё дело. Труд постепенно заполнил образовавшуюся в душе Трофима пустоту.

Шли годы. Мы переехали в Сибирь и включились в большую, интересную работу по созданию карт малоисследованных районов. Трофим возмужал, но не отличался хорошим здоровьем. Годы, прожитые в подвалах, нищета, голодовки не позволили молодому организму как следует окрепнуть. Трофим побывал с нами на Охотском побережье, в Тункин-ских Альпах, в Саянах, на Севере.

В 1941 году он ушёл добровольцем на фронт. Война разлучила нас на пять лет, но экспедиция осталась для него родным домом. Он присылал нам проникновенные письма и всегда вспоминал в них как самое светлое первую нашу встречу у дороги и лагерь в Мильской степи. Ко времени демобилизации Трофим стал членом партии, получил звание капитана танковых войск. Нас он разыскал в Нижней Тунгуске и полностью отдался работе.

Вот что вспомнилось мне в ту ночь на Зейской косе, когда мы получили тревожную радиограмму.

Не отказавшись от намерения посетить весной район стыка трёх хребтов: Джугдырского, Станового и Джугджурского,— мы решаем оставить на косе часть своего груза. Здесь же дождутся нашего возвращения и проводники с оленями. Кириллу Родионовичу Лебедеву я предложил пробиваться

13