Пионер 1956-03, страница 13

— Нет, я не пойду... Отдайте мне Казбека,— произнёс он усталым голосом, но всё-таки вошёл в палатку.

С минуту длилось молчание.

Дежурный вскипятил чай, принёс мяса и фруктов. Трофима угощали табаком.

— Оставайся с нами, хорошо будет, мы не обидим тебя! — сказал Шалико.

— Говорю — не останусь! Нечего мне тут делать!

— Пойдёшь воровать, резать карманы, долго ли проживёшь?

— Я не собираюсь жить долго...

Шалико вдруг схватил Трофима за подбородок и повернул к свету.

— А ведь не за Казбеком ты вернулся, по глазам вижу, не хочется тебе от нас уходить. Вот что, Трофим!.. Мы завтра собираемся в разведку, пойдём в Куринские плавни на несколько дней. С собой берём ружьё, удочки, будем там, между делом, охотиться на диких кабанов, стрелять фазанов, куропаток, ловить рыбу. Будем жарить шашлык и спать во^е

костра. Нам нужно взять с собою Казбека, вот ты и поведёшь его. Согласен?

Трофим не смотрел на Шалико, но слушал внимательно, даже забыл про еду,

— А насчёт пальцев, чтобы они у тебя не загрубели, проходи практику тут у нас, разрешаем. Тащи, что хочешь, упражняйся. Ну как, согласен?

Трофим молчал, поворачивая то в одну, то в другую сторону голову, будто отгонял от себя неприятные мысли.

— А как вернёмся, отдадите Казбека? — неожиданно спросил он.

— Да он твой и сейчас... Договорились?

Утром Трофим не ушёл из лагеря. Он сидел возле палатки, мрачный, подавленный какими-то тяжёлыми мыслями. Парень, видно, впервые почувствовал человеческую ласку. С ним у нас разговаривали как со своим, его не презирали. Было над чем призадуматься.

Помню, отряд Шалико Цхомелидзе уходил к Куре поздним утром. Над степью висела мгла. Было жарко и душно.

Трофим шёл далеко позади, ведя на поводке Казбека. Шёл неохотно, вероятно, не понимая, зачем всё это ему нужно.

Из плавней Трофим вернулся повеселевшим. Он и внешне ничем не был похож на беспризорника. Мы тогда готовы были пожать друг другу руки, поздравить с успехом. Но Трофим отказался поселиться в палатке.

На второй день утром меня разбудил громкий голос дежурного:

— Ну и чёрт с ним! Волка сколько ни корми, он всё в лес смотрит.

— Что, Трофим сбежал? — спросил кто-то.

— Ушёл и Казбека увёл.

— Когда же?

— Ночью. Хитрая бестия! Чего ему было тут не жить? Рану залечили, нянчились с ним больше мо-

Он утвердительно кивнул головой и без смущения взглянул на меня ясными глазами.

— Зачем ты это делал?

— Иначе не мог: это моя профессия. Привык воровать. Мне не нужны ваши деньги и вещи, возьмите их у себя в изголовье, под спальным мешком. Мне надо тренироваться, а то загрубеют пальцы и не смогу...— Он шагнул вперёд и, вытянув худую руку, показал мне свои тонкие пальцы.— Я кольцом резал шелковую ткань на людях, не задевая тела, а теперь с трудом вытаскиваю карманные часы. Мне нужно вернуться к своим. Тут мне делать нечего... Да они и не простят мне,..

В палатке собрался почти весь технический персонал.

— Что ж, если ты не оценил нашего отношения к себе, не ув;-дел в нас своих настоящих друзей, уходи,— сказал я решительно.

Трофим заколебался. Потом вдруг выпрямился и окинул всех независимым, холодным взглядом. Ему и нам всо сразу стало понятно, Люди молча рассту

пились, освобождая проход, и беспризорник, не торопясь, вышел из палатки. Он не попрощался, даже не оглянулся.

Так и ушёл один, в чужих стоптанных сапогах. Кто-то из рабочих догнал его и безуспешно пытался дать кусок хлеба.

Трофим ушёл. Его балаган разорили, постель убрали, а Казбека привязали к бричке. В лагере всё стало попрежнему.

Тёплая ночь окутала широкую степь. Дождевая туча лениво ползла на запад. Над Курою перешёптывался гром. В полночь хлестнул дождь. Вдруг послышался отчаянный лай собаки.

Я проснулся.

— Вы не спите? Трофим вернулся,— таинственно прошептал дежурный, заглянув в палатку.

Мы встали. Шалико зажёг свечу. Полоса света, вырвавшегося из палатки, осветила беспризорника. Он стоял возле Казбека, лаская его своими худыми руками.

— Не мокни на дожде, заходи,— предложил я, готовый чуть ли не обнять его.

11