Пионер 1956-05, страница 12

Паша, подпёр рукой подбородок и долго-долго слушал, как в тёплой вечерней тишине бьют часы.

Бой раздавался с древней церкви. Говорят, лет пятьдесят не звонили колокола этой церкви. А вот большущие часы на высокой башне до сих пор ходят точно и исправно и отбивают каждые пятнадцать минут. Если в небе не гудят самолёты, то с любого конца городка слышен этот бой.

Так вот в этот вечер услышал Паша бой часов, закинул ногу на ногу, задумался, а потом грустным голосом сказал:

— Не успеешь выкурить папиросу — бьют четверть, не успеешь дойти до аэродрома — бьют, не прочитаешь и двадцати страниц книги — быот. Бьют и бьют. Вот как, браток, летит время и жизнь. Не успеешь и оглянуться, как набьют тебе полсотни лет. А что ты сделал за это время? Ничего. А много можно сделать за пятьдесят лет. Очень много...

Я ничего не ответил ему тогда, но в душе был глубоко не согласен с ним. Хорошо так говорить, когда тебе уже набило двадцать четыре года, а каково же нам, ребятам? Для всех дел малы! Нет, это, наверное, взрослые нарочно придумали такой несовершенный механизм, чтоб часовые стрелки ползли медленно.

Но Паша всё реже и реже сидел по вечерам со мной на лавочке возле дома.

Приходя с работы, он, обжигаясь щами, торопливо ел, быстро переодевался в серый штатский костюм, который мама каждый день специально отглаживала для него. Брюки он надевал очень странно: влезал на стул и осторожно, словно они были стеклянные и могли поломаться, погружал ноги в штанины.

В непривычном костюме он сразу становился непохожим на себя, и мне было даже как-то неловко с ним. Хотя, если хорошенько приглядеться, всё равно можно было догадаться, что он лётчик, так по-особенному он ходил, смеялся и смотрел. Вы спросите, как. Объяснить этого я вам не могу, ведь я никакой не писатель, а по литературному чтению у меня даже стоит тройка в журнале, и Вера Александровна пригрозила, что, если не исправлюсь, в четверти тройку выставит. Так что сами лучше понаблюдайте за людьми, которые летают в воздухе, и без моей помощи всё поймёте. Лётчики совсем особенные люди, и их не спутаешь ни с кем!

Потом Паша долго крутился перед зеркалом, вроде сестрёнки Вали, морщась от боли, зачёсывал назад жёсткие, как конская

10

грива, чёрные волосы, слюнил палец и приглаживал чёрные, точно под линейку проведённые сажей брови и куда-то пропадал.

Когда я ложился спать, его койка всё ещё была пуста, когда я просыпался, он уже шагал на свой аэродром.

Но вот однажды я увидел такое, что даже глазам своим не сразу поверил и остолбенел: неужели это мой Паша?

В нашем городе есть парк, обнесённый высокой стеной серебристых металлических прутьев с острыми наконечниками сверху, похожих на пики. В парке показывали кино и разные выставки, в нём можно было покрутиться вниз головой на маленьких самолётиках, покататься на качелях и увидеть себя в вогнутых и выпуклых зеркалах то толстым, как бочка, то худым и вытянутым, как селёдка. Но чтоб попасть в этот парк, нужно купить в окошечке у тётеньки с бородавкой на подбородке голубой билетик за рубль. А где нам взять такие деньги? Так вот, мы и забирались в парк не через главный вход, а перелезали через ограду в самом дальнем углу, куда редко заглядывал милиционер и где горела всего одна лампочка.

Перемахнули мы однажды ограду, идём по оранжевым от кирпичного песка дорожкам возле молоденьких акаций и спорим, что легче было для Чкалова: пролететь под фермами моста или совершить беспосадочный полёт через Северный полюс. Идём, значит, спорим, шумим — даже в ушах звенит,— и вдруг я вижу... Нет, вы только подумайте, кого я увидел на скамейке! Пашу... И с кем!.. Сразу что-то больно толкнуло меня в грудь, будто камнем ударили, даже ещё больней. Я остановился, словно ноги отнялись, и сказал ребятам:

— Идёмте по левой дорожке, так ближе до кино.

Но ребята уже всё увидели, и долговязый Жорка Сорокин, учившийся в седьмом классе, как черепаха, втянул голову в плечи и противно захихикал:

— Глядите-ка! Лёшкин Пашка!

Впервые я покраснел за своего бесстрашного брата.

Паша сидел на железной скамейке с какой-то девушкой в зелёном платье и с шёл-