Пионер 1956-05, страница 15

стро пошёл домой по узкой песчаной дорожке между старыми, развесистыми клёнами. Паша что-то кричал мне вслед, но я не обращал на это никакого внимания. Скоро меня догнала сестрёнка с клеёнчатой сумкой на руке.

— Какие у ней косы!—восторженно воскликнула она. , — У-у-у... Замолчи ты, дура... Ничего не понимаешь! — заорал я и ударил её в плечо так, что она выронила сумку и из неё выкатилась консервная банка с моими червями, три московские булочки и бутылка с лимонадом.

Валины губы запрыгали, жалобно скривились, и она заревела на весь берег. Я не мог видеть, как она плачет, и поэтому побежал по дорожке вверх, потом забился в глухие кусты бузины, упал на мокрую от росы траву и — только вы другим не передавайте — заревел.

Потом я зачем-то вынул из бокового кармана коробку с живыми кузнечиками, поднёс её к уху. Кузнечики постукивали задними ножками в тонкие стенки, копошились и шуршали внутри. Тогда я немного приоткрыл коробку и, даруя кузнечикам свободу, одного за другим стал выпускать своих зелёных узников.

— Скачите, куда глаза глядят, кузнечики! Так и быть, живите... Если б вы только знали, что я сегодня потерял!

Две недели после этого случая я не разговаривал с братом, потому что знал, что настоящая дружба между мужчинами основывается на твёрдых законах, а если и он считает меня несчастным ребёнком, который ничего не понимает и может только из рогатки стрелять, тогда нам больше не о чем с ним говорить! От чужих людей всё можно услышать, а вот от родного брага...

Однажды мы сидели на плоской крыше нашего «ангара» — так мы называли наш дровяной сарай — и починяли старую сетку голубятни. День был ясный, солнечный, небо блестящее и чистое, как школьная доска, хорошо вытертая перед уроками мокрой тряпкой.

— Ребята, глядите! — вдруг крикнул Сенька Марченко, сидевший на краю крыши, и так подался всем телом вперёд, что едва не свалился вниз.

Мы увидели над городом серебристый истребитель. Летел он как-то необычно: то зарывался носом вверх, словно рыба, которой не хватает воздуха, то неуклюже кренился на левое крыло, то опрокидывался на правое.

— Ловко летит, высший пилотаж! ■— восхищённо сверкнул глазами рыжий Коська Воробьёв.

— Дурак! ■— гневно оборвал его Сенька.— Несчастье же с ним, разве не видишь?

Коська сразу присмирел, недоверчиво глянув на Сеню.

Самолёт действительно летел странно, но вдруг перестал переваливаться справа налево. Он, как контуженный, косо накренив крылья, мчался над городом, сверкая на солнце.

Машина стремительно теряла высоту, tq отвесно падая к земле, то с трудом выравнивая курс. Казалось, самолёт потерял управление и так отяжелел, что небо не могло больше держать его в своей синеве.

Странно было и то, что он держал путь не к аэродрому, а на наши огороды.

Мы следили за ним и не знали, что в таких случаях надо делать. Я почему-то мгновенно вспомнил, как однажды малыш нечаянно сорвался с окна второго этажа, но успел ухватиться одной рукой за подоконник, взрослые выбежали вниз и, растянув в руках одеяло, поймали паренька. А как быть здесь? Парашют? Не выйдет: слишком низко. Между тем свистящий гул самолёта то нарастал, то замирал.

«Ну, давай, ещё немножко, дотяни до аэродрома, дожми, милый!» — шептал я про себя, и сердце колотилось так гулко, словно рядом находилась кузня.

Что случилось дальше, было как страшный сон. Никогда не забуду я этого. Самолёт врезался в огород. Чёрный столб дыма и огня смерчем взлетел в небо. Земля вздрогнула ог грохота. От воздушной волны низко полегли кустики картофеля. Сенька закричал и стал белый, как мел. Коська застыл с открытым ртом и вытаращенными в ужасе глазами. А я... Да я и не помню, что было тогда со мной...

Когда дым немного рассеялся, мы увидели, как огонь жадно плясал на измятых обугленных обломках машины. Остро запахло горящей резиной и краской. Сенька

13